Андрей Максимов - Самоубийство Земли [Повести и рассказы]

Дождь наконец рухнул — резкий, скользкий, как огромный плевок невидимого существа.

Он шел, не обращая внимания на этот поток. Впрочем, и поток тоже на него внимания не обращал — струи даже краем его не задевали.

Он шел — отдельно от дождя, от этой жизни, от города, от людей и домов. Шел к Фаусту, чтобы наконец завершить это дело, которое и так слишком затянулось.

Он, знающий все на сотни лет вперед, шел и не знал, что сделает через час. Чувствовать, может, чувствовал — но не знал.

Он бы никогда не признался никому на свете — а уж себе самому тем более — что более всего злит его в его собственном состоянии — зависимость. И от кого? От человека. Мысли и чувства жили не сами по себе, они зависели от Фауста, от поступков и логики ученого.

Он бы никогда не признался никому на свете — а уж себе самому тем более, — что, прожив неполных двадцать четыре года рядом с великим ученым, он потерял то, чего у него не мог отнять никто, — он потерял свободу.

И весь этот дурацкий разговор с мальчиком затеял, в сущности, только потому, что надеялся получше понять Фауста, беседуя с его учеником, и даже больше: понять мир, который Фауст задумал уничтожить.

Он шел, не касаясь луж, сухой посреди дождя, и не знал, что скажет Фаусту после традиционного приветствия.

Но он точно знал, что судьба мира решится сегодня.

Фауст, конечно, был в лаборатории. В последнее время, кажется, он вовсе не выходил отсюда.

Подошел. Робко — словно вор — приоткрыл дверь.

Фауст спал, вытянув ноги в кресле. Черты лица его были абсолютно спокойны и безмятежны.

Подумал: за это время он, конечно, сильно изменился, но вот это детское выражение безмятежности — осталось неизменным.

Прошел по лаборатории, заглядывая в каждый угол: интересно поглядеть, как выглядит то, что изобрел доктор?

Случайно задел какую-то склянку, жидкость вытекла на пол, из нее материализовалась рука и грудь женщины, повисели немного в воздухе и растаяли.

Фауст открыл глаза и сказал традиционное:

— Мне скучно, бес.

Ответил:

— Что делать, Фауст — на улице дождь.

Помолчали. Фауст силился проснуться.

— Я здесь, Фауст, чтобы говорить с тобой, — сказал и сам удивился тому, что голос у него дрожит.

— Дружище, ты взволнован? — Фауст вскочил и подбежал к нему. — Не я ли причина твоего волнения? Или, может быть, дело в моем ученике Христиане? Мне не нравится этот парень, ощущение, будто он шпионит за мной.

Подумал: почему он говорит про Христиана? Это неправильно. Это я должен все знать о нем, почему же он все знает обо мне?

Фауст продолжал:

— Объясни: зачем ты подослал ко мне этого Христиана? Разве может быть у меня тайна, которую я бы смог утаить от тебя, даже если бы захотел? Да я и не хочу… Нет, конечно, купив мою душу, ты не купил мои мысли, но разве есть что-то, чего Фауст не скажет своему покровителю и ближайшему другу?

В окне сверкнула молния. От удара грома задрожали стекла.

— Хорошая погода для того, чтобы совершить что-нибудь таинственное, — усмехнулся Фауст. Потом подошел к шкафу, достал бутылку вина, два стакана. — Мы давно не пили с тобой, дружище. Выпьем!

— За что? — спросил, поглаживая бороду.

— За что? Да хотя бы за то, чтобы скорее миновали двадцать четыре года, и я отправился бы на вечные мучения. Пора, пора… Не знаю, как ты, дружище, но я буду скучать без тебя…

— Я тоже, — произнес неожиданно для себя. И снова обозлился, подумал: «Этот ученый имеет надо мной какую-то странную власть. Временами мне даже начинает казаться, что мы поменялись ролями, и теперь уже он руководит мной. Могу успокаивать себя только тем, что это совершенно невозможно…»

Чокнулись. Фауст отпил маленький глоток. Бокал оставил на столе, а сам сел в кресло и произнес, словно не к собеседнику обращаясь, а к себе:

— Знаешь, мне иногда кажется, что мы поменялись ролями… Смешно, правда? Ну то, что я тщетно стараюсь походить на тебя, — это ладно. Сколько лет общаемся, а я ведь всего-навсего человек, просто человек — и все. Но ты-то, ты… Смешно, правда? А что ж не смеешься ты?

— Это невозможно, — сказал, и сам удивился безжизненности собственного голоса. — Я пришел, чтобы поговорить с тобой.

— Мы уже говорим, дружище. — Подошел к столу, отхлебнул, снова сел. — Только не будь таким трагичным, пожалуйста, а не то я забуду, что нахожусь в твоей власти, а мне об этом никак нельзя забывать.

— Я хочу, чтобы ты сам рассказал про свое открытие.

— Пожалуйста. Кому же, как не тебе?

Фауст взял какую-то склянку, вылил содержимое на пол.

Уже через мгновение в лаборатории появилась обнаженная женщина и начала свой медленный странный танец. В отблесках грозы она казалась невероятно таинственной, прекрасной и абсолютно неземной.

— Я не стану тебе рассказывать технологию производства этой жидкости. Тебе ведь это не интересно, правда? — Фауст допил вино. — Но у меня есть проблема. Понимаешь, получаются только женщины. Причем непременно молодые и красивые. Много лет я бьюсь над тем, чтобы у меня получилась… ну, скажем… толстушка с маленькими глазами. Не выходит ни черта!.. Извини… Ничего не выходит…

Подумал: «Он что, издевается надо мной? Зачем он мне все это рассказывает?»

Фауст продолжал. Говорил весело, все время улыбаясь:

— Пробую воплотить мужика — и снова прекрасная женщина. Как ты думаешь, с чем это связано? — Фауст подошел к обнаженной танцовщице. — Но она ведь воистину прекрасна! Посмотри, какая аккуратная линия бедра. А грудь? Какова грудь, а? Ты не представляешь, сколько лет потратил я на то, чтобы добиться нужных пропорций. По молодости я думал, что чем у женщины больше грудь — тем она прекрасней. Ошибка. Дело не в величине как таковой, дело в пропорции… Однако, теперь мое открытие можно воистину назвать великим: таких прекрасных женщин, как делаю я, не может сделать ни Он, — Фауст поднял палец к небу, — ни ты.

Подумал: «Действительно, издевается. Так привык ко мне, что забыл, кто я такой. Это плохо».

Дунул — красотка исчезла.

— Неужели тебе не понравилось? — с наигранной обидой спросил Фауст.

— Доктор, я пришел говорить с тобой не об этом. Почему ты не хочешь рассказать мне про твое главное открытие?

— Потому что — не хочу, — ответил Фауст совершенно спокойно.

— Но это глупо. Неужели ты всерьез думаешь, будто можешь что-то скрыть от меня? Ты считаешь, что я не купил твои мысли? Это не так. Я всегда покупаю человека целиком, и если мне принадлежит твоя душа, то мысли я уж как-нибудь узнаю.

Фауст налил себе полный стакан вина. Выпил и молча опустился в кресло — он ждал продолжения.

И получил то, чего ждал.

— Я знаю, что ты решил уничтожить Землю. Я хочу понять: почему? И я хочу, чтобы ты сам мне об этом рассказал.