Святослав Сахарнов - Лошадь над городом

Он провел ладонью по ее пыльной спине, и та сразу заблестела.

Прижав черепаху двумя руками к груди, он понес ее, осторожно ставя башмаки между камнями, сильно отклоняясь назад. Склон холма был крутой, Тоник долго петлял по нему.

Потом он шел по долине к станции и думал о том, что завтра возьмет черепаху с собой и что она будет жить у него там, внизу, в городе. В книгах должно быть написано, что едят в неволе черепахи, в телевизионных передачах люди только ласкали черепах, но никогда не кормили их.

Когда последний замок костюма был расстегнут, Мария сказала:

— Удивительно! Мы живем здесь три года, а ты первый поймал здесь живое существо. И совершенно непонятное. По-моему, это даже не черепаха. Нужно показать ее всем.

Черепаха лежала на полу, на ворсистом упругом ковре, постепенно меняя форму. Она не была больше согнута под углом, она выпрямилась. Мать потерла ее тряпкой, и Тоник, присев, смотрел, как под прозрачной броней плавают оранжевые глаза и красно-синие внутренности и как, медленно изменяя форму, черепаха движется в тень. Она текла по ковру, как кусок жидкого стекла, обтекая ножки стула, никуда не торопясь и ничего не пугаясь.

Мария ушла. Тоник раздобыл картонный ящик и посадил в него черепаху. Очутившись в ящике, она тотчас начала медленное неотвратимое движение вверх по стенке.

— Нельзя, — сказал Тоник. Он осторожно толкнул черепаху вниз и почувствовал в ответ холодную прочность камня. — Я говорю тебе — нельзя!

Черепаха опустилась на дно и, образовав там кольцо, замерла.

Тоник сбегал в лабораторию, там лежали пробы почвы, и принес кусок оранжевой пористой глины. Он бросил кусок на дно, черепаха тотчас дрогнула и потекла к нему. Дыра посередине ее вытянулась, уменьшилась, превратилась в щель, а затем исчезла. Черепаха наползла на глину, накрыв ее своим телом. Кусок глины проник в тело черепахи и начал медленное движение по нему, теряя очертания и рассыпаясь.

Когда черепаха отползла, на том месте, где она только что лежала, осталось пятно тонкой коричневой пыли.

Он положил на дно ящика игрушку — подзорную трубу, и черепаха, окружив ее, снова образовала кольцо.

— Как ловко это ты делаешь! — сказал Тоник. — Ты умная и спокойная.

Он положил в ящик три кубика, и черепаха, соглашаясь на условия игры, проникла между ними — на дне получился узор.

Тогда он отбросил крышку и, наклонившись над ящиком, уперся в дно рукой. Он растопырил пальцы, и черепаха, окружив руку, повторила пятиугольный знак, описанный вокруг ладони и пальцев.

— Ты что делаешь? — спросила мать, заглянув в комнату.

— Мы играем. Ты знаешь, как хорошо с ней играть. Я все-таки зову ее Черепаха!

— Конечно. Черепаха с большой буквы. Ведь это Самая Удивительная из Черепах. Поиграешь, посмотри цветные картины. Я задержусь: сегодня мы едем к Дальним холмам.

Мария вернулась поздно и стала расспрашивать, что Тоник делал без нее, но говорила только о Черепахе.

— Ее надо вынести за дверь. Здесь чересчур много воздуха, — сказала она.

— Хорошо, я вынесу, — согласился Тоник. — А где она будет жить там, внизу, у нас в городе?

— В городе? А разве она сможет там жить? Там тепло, она погибнет. Боюсь, что ее придется оставить здесь.

Тоник почувствовал, как темнеет у него в глазах и как чья-то мягкая рука сжимает ему горло.

— Как оставить?

— Ты ведь не хочешь, чтобы она умерла? Ты вернешься к ней. Даже увезенные отсюда микробы погибают. А ведь они в миллион раз проще и выносливее. Это пишется во всех книгах.

Тоник заплакал. Он плакал оттого, что все, что так чудесно устроилось, что изменило жизнь и сделало ее непохожей на то, что было, когда он был просто один, совсем один, — рушилось.

Она ушла, а он наклонился над ящиком и осторожно погладил холодное блестящее тело, совершенное, замкнутое в себе. Легкое покалывание пронзило пальцы и заставило сердце биться быстрее.

Черепаха перестала ползать по дну и лежала посреди ящика, собранная в правильную полусферу, казалось, она слушает.

— Мы уезжаем завтра на рассвете, время не изменили, — сказала Мария.

Они сидели в креслах друг против друга, и Тоник подумал, что у матери сильнее обычного горят глаза и нахмурен лоб.

— Сколько лет мы жили здесь, в горах? — спросил он.

— Пять.

— Мама, — Тоник пересел на ковер. — Расскажи еще раз о том, как живут люди внизу? Неужели там сколько угодно воздуха, много тепла и света и растут трава и деревья?

— Да, зеленая трава и над ней небо. А главное — воздух. Много воздуха. Здесь, у нас на Плоскогорье, его так мало. Он превосходно пахнет деревьями, не нужно никаких костюмов, выходишь в одной рубашке и бежишь ему навстречу. Ложишься, а кругом дома и зеленая трава. Она касается неба...

— Расскажи что-нибудь еще. Что ты любишь?

— Морской песок и камни на берегу. Утром они холодные, а днем их нагревает солнце, и они обжигают ноги. По ним ходишь босиком. Перетирает песок и делает круглыми камни — море... Ты понял меня: Черепаху придется оставить здесь.

— Да.

— И не сердись. Я понимаю — это первое животное, с которым ты подружился. Вы так славно играете.

— А звери? Там, внизу, много зверей?

Мария поежилась.

— Нет, мало. Кое-кто остался в океане. А было время — птицы над землей летали тучами, стада оленей бродили по тундре. К островам подплывали киты и терлись боками о скалы. На берегу лежали тюлени, у них были усатые морды и собачьи глаза навыкате... Впрочем, ты не видел и собак. Когда степь, которая была на этом месте, поднялась на заоблачную высоту, у входа в норы лежали тысячи зверьков. Они не успели уйти. Спи, завтра у нас трудный день...

Когда Мария проснулась, на часах еще не было пяти. За выпуклым оконным стеклом по-прежнему дрожала лиловая чернота. Она оделась и по бесшумным ворсистым дорожкам прошла к выходной шахте. Медленно повернулся на оси массивный люк, женщина вышла из дома. У ее ног начинались и убегали вдаль пробитые человеческими подошвами тропинки. Дымилась ночная долина. Черные зубцы холмов наступали на станцию. Мария подняла лицо: прямо над ней, круто выгибаясь, уходило вверх покрытое геральдическими созвездиями небо.

— Ничего, — подумала она. — Я скоро вернусь.

Край неба начал светлеть. Восход разгорался над холмами. Пожар метался по камням. Зеленая тень станции кружила по долине. Небо дрогнуло. Из-за горизонта вырвался изумрудный луч и расколол долину на две неравные части. Звезды исчезали. Зеленое в дымных полосах солнце стремительно поднялось над Плоскогорьем. Внутри станции послышался ноющий звук мотора: просыпались люди.

Начиналось последнее утро.

Мария постояла, тряхнула головой, задела волосами стекло шлема и шагнула внутрь дома. В комнате Черепахи не было, коробка пустая, мальчик спал, разметав руки, волосы упали на лицо. Мария вышла в коридор и столкнулась с Главным инженером.