Святослав Сахарнов - Лошадь над городом

Следующим был визит к Свидетелю. Тот лежал дома. После случая в квартире Бугрова он слег — острые боли в сердце. У постели сидел врач, беседу он разрешил, поморщившись.

Свидетель говорил тихо, преодолевая боль.

— Я буду краток, — сказал Первый. — Вы продолжаете утверждать, что когда вошли, он был уже мертв?

—Да.

— Он сидел на стуле?

— Нет.

— Лежал?

— Да.

— Вы не заметили в комнате следов пребывания другого человека?

— Нет.

— Можете ли вы утверждать, что другого человека в этот вечер в комнате не было совсем?

— Да.

— Почему?

Свидетель помолчал, собираясь с силами.

— Поднимаясь по лестнице, я слышал звук падения, дверь была закрыта, и никто не попадался мне навстречу.

— Звук выстрела вы слышали?

— Нет.

— Не слышали и звука открываемого окна?

— Вы осматривали окно — рама не открывается вообще.

— Бугров имел основания считать вас своим врагом?

—Да.

— Не можете ли сказать, над чем вы работали?

— Виды надпространств.

— А яснее?

— Вы биолог?

— Да.

— Жаль, я не смогу ничего объяснить.

— О чем вы спорили с Бугровым?

Больной, сделав усилие, приподнялся, глаза его недобро заблестели.

— Бугров был шарлатаном, — хрипло сказал он. — Он водил за нос тысячи людей. Сотни из нас могли бы стать крупными учеными, реализовать себя. Бугров испортил нам жизнь. Он высосал наши мозги, не дав взамен ничего. Я вовремя ушел от него.

— Но все-таки хоть как-нибудь — объясните сущность ваших споров.

Свидетель покачал головой.

— Это не так сложно, — проговорил он, — но ничего не поделаешь, ведь у вас, биологов, свой язык, у нас — свой. Были термины, которые понимали только мы с Бугровым. Вернее, когда-то мы понимали друг друга. Но последний год...

Он откинулся на подушку, дрожащие пальцы сжали край одеяла, щеки залила бледность.

— Вам надо немедленно уйти, — сказал врач.

Первый кивнул и вышел.

Он возвратился в Центр. Ощущение смутного недовольства, которое испытал он, покидая женщину, усилилось.

В дверях его встретил Второй.

— Я был у соседей Бугрова, — сказал он. — Вечером их не было дома. Они были за городом, их алиби бесспорно.

— Вычеркните их.

Раздался гудок сигнального устройства, и молочный диск — индикатор городского вызова — угрожающе вспыхнул. Первый снял трубку.

— Слушаю вас... Вот как?

Он положил трубку на рычаг, болезненно поморщился, прошелся по комнате, подойдя ко Второму, взял у него из пальцев карандаш и жирной чертой вычеркнул в списке Свидетеля.

— Умер полчаса назад. Вскоре после моего ухода, а главное, он не лгал.

Он немного поколебался и решительно вычеркнул также Женщину.

На листе бумаги под четырьмя карандашными горизонтальными чертами осталась только цифра «5» и написанное четко и легко «ИКС».

— Сейчас принесут результаты медицинской и технической экспертиз, — сказал Второй.

Первый сказал «да», но это он отвечал своим мыслям, и его собеседник понял, что говорить с ним сейчас бесполезно.

Они просидели молча друг против друга, слушая самих себя и отвечая самим себе, до тех пор, пока раструб почты не выплюнул на стол голубой со штампом конверт.

Первый вскрыл пакет, безучастно прочел, закрыл глаза и, не глядя, положил желтоватый листок бумаги перед товарищем.

В последних строках общего заключения было сказано:

«...Смерть последовала от сквозного ранения мозга при отсутствии движения металлического предмета, вызвавшего смерть. В сквозной ране обнаружены частицы краски и осколки стекла...»

— Я прав, никакого пистолета не было.

— Какая-то чушь, — сказал, не открывая глаз, Первый.

Эту ночь он спал тяжелым сном человека, которому назавтра предстоит много думать.

Утром он вышел на улицу. Движущиеся панели унесли его за город. Он пошел без дороги по полю к линии горизонта, к маленькому поселку, держа путь на осколки прозрачных стен, которые начинали возводить, — там строили новое здание. Он шел размеренно, в такт шагам складывая кубики предположений в затейливые версии убийства и беспощадно тут же разрушая их.

Он любил эту игру и теперь досадовал, что позволил сутки назад увлечь себя простотой схемы четырех прямых убийц. Искали злоумышленника. И все пути оказались ложными.

Чем дальше он уходил из города, тем отчетливее проступала из подсознания пока еще смутная и тревожная догадка.

Дойдя до поселка, он повернул назад, недостроенное здание оказалось больницей. В ней пробовали механизмы, здание поворачивалось, солнечные круги разгорались и гасли в изогнутых, прихотливо разрезанных стенах.

Была вторая половина дня, когда он вернулся в город. По воспаленным глазам Второго было видно, что ночь далась ему тоже нелегко. Он вопросительно посмотрел на товарища.

— Я ухожу домой, — сказал тот. — Слушать ленты выступлений Бугрова и его беседы с Женщиной. Я буду слушать их до тех пор, пока не пойму — в чем суть дела.

Он вернулся через день. Для планеты, где преступление — редкость, это не было столь большой платой.

— Узнал что-нибудь стоящее? — спросил Второй. — Признаться, я тоже много читал и слушал. И ничего не понял. Чего хотел достичь этот сумасброд? Зачем ему нужны были эти таинственные надпространства?

Первый засмеялся. Он смеялся легко и обещающе.

— Я тоже ничего не понял, — сказал он. — Впрочем, нет: я понял, где надо искать убийцу. Его надо искать в лаборатории, где последнее время работал Бугров.

Они выехали в маленький, расположенный на окраине города филиал Института Вещества.

У входа в небольшое здание их встретил человек громадного роста, с тяжелым торсом и грубым лицом спортсмена.

— Мне звонили из Центра. Вы по поводу убийства, — сказал он. — Входите. Я ждал вас.

Они прошли в конец коридора. Опечатанная дверь.

— Здесь он работал, — сказал гигант. — Видите? Это замок. Его раньше не было. Замков ведь нигде нет. А он повесил его — за месяц до смерти.

— Ключ?

Человек развел руками.

— Попробуем так. — Он принес металлический прут и, просунув конец под дужку замка, нажал. Вскрикнув, замок упал.

— Он не был закрыт, — сказал Второй.

Гигант густо покраснел.

— Подождите входить, — сказал Первый. — Я хочу задать вам один вопрос. Вы тоже не любили его?

В лице великана что-то переменилось. Он перестал походить на добродушного спортсмена.

— Я проработал с ним шесть лет и перестал что-либо понимать, — сказал он. — У меня нет причин быть благодарным ему. Я ушел от него последним.

— Давно это было?

— Год назад.

— И этот последний год Бугров работал один?

— Да. Если не считать техников.

— Открывайте.

Дверь медленно, без скрипа, отворилась. Они вошли в комнату.

Сначала в ней трудно было что-нибудь понять, так плотно она была забита проводами, разноцветными трубами, с потолка свисали длинные, похожие на сталактиты, катушки, в стеклянных колбах стыли искровые разрядники. В углу комнаты, как валун, как огромная черепаха, чернела залитая стекловидной непрозрачной массой какая-то машина.