Святослав Сахарнов - Лошадь над городом

— Пошто ты меня, брат?

Захрипел.

— Дроби его!

— Сарынь, ко мне, живых не оставлять!

— Ножом его, ножом полосни. Для верности — не то уползет...

Забелел восточный край неба, стаяли звезды, всплыли окрест, как белужьи спины, холмы. Коричневая страшная дорога, вдоль нее — черные пятна, словно разбросал кто, уронил с телег тряпки. Между мертвыми телами холодно блеснет лезвие бердыша, тускло засветится ружейное дуло. За холмом лошадь заржала, откликнулась ей вторая, мягко застучали копыта, поднялась над дорогой, вынырнула из балки лошадиная голова, вторая, третья, — ведут лошадей под уздцы казаки. По лошадям и в путь. Куда дорогу держите, за кем идете? За Рыжим Тимохой, путем, который завещал увезенный в клетке в Москву атаман. Много клеток еще в Москве. Велика страна, много в ней стрелецких, рейтарских отрядов, солдатских полков. Сколько их? Тридесять на сто?

Кабы знать...

Присев, из-под руки смотрел вверх чернобородый солдат. На откосе у самого обрыва как огонек светилась белым жестяным куполом часовня. Около нее бегали людишки, катили какую-то бочку, ладили установить длинноствольную тонкую, к бревну притороченную пушку. Пушку подняли втроем, повернули дулом от реки, наклонились, стали ладить, подбивать под бревно каменья.

— Брать сейчас будем. Деваться им некуда, позади река, с обрыва лететь — костей не соберешь. Заходить с правой руки, с левой и в лоб. Как саблей махну, лезь на кручу! — крикнул молодой боярин.

Он только что пришел стругом с верховья, из-под самой Казани. Воевать до того не приходилось: разве что кулаками махал по малолетству да зимние городки с потешной стрельбой брал. Солдат под началом мало, но и казаков в часовне немного. Давно окружили главное атаманово войско на правом берегу, в тыл ему ударили немирные татары, много казачьих тел осталось лежать на песке, в речных плавнях, на луде. Атамана повезли на правеж, остались последние, рассеянные по берегам воровские отряды.

— Никак сам Рыжий там, — сказал чернобородый солдат, посмотрев из-под руки.

Воевода прикрикнул:

— Поговори! Место знай! Не то сейчас покажу, — и погрозил кулаком.

«Мотри как бы свово места не лишился, казак налетит, казаку теперь назад хода нет, он лютовать будет», — подумал солдат и полез по тропке. Вверх к часовне, там и залег у небольшого обрывчика. Дальше до самой часовни место ровное, будто и здесь наверху одна степь, будто нет рядом никакого обрыва, никакой реки.

Боярин сабельку вытащил, осмотрелся — все ли дишпозицию заняли? Пригибаясь, волоча ружья да сабли, солдаты с трех сторон стали сходиться, окружая полукольцом часовню. Около нее забегали казаки, закурился дымок, зажгли фитиль — глухо, словно пузырь со дна реки выскочил, бахнула пушка. Каменное ядро, воя, пронеслось над головами.

— Ништо, стрелки там никуда. Да и зелья у них мало.

«Ядер нет», — сообразил солдат, увидел, что отстает, и побежал. Около белой стены уже сошлись — там замелькали сабли, грохнул, разорвался в руках стрелявшего казака пистолет, казак закрыл руками глаза, завыл, повалился в траву.

Боярин, который бежал впереди, увидев ослепшего казака, остановился, ладил прицелиться в него, набежавший другой казак рубанул саблей по руке. Удар пришелся вскользь, пистолет вылетел, стукнул о камень. Казак замахнулся вдругорядь, молодой боярин пригнулся, закрыл руками голову.

«Порубит!» — успел подумать, чернобородый и, набегая на казака, ткнул его пикой в бок.

— Ах, вошь тебя, — просипел казак, заваливаясь на бок. — Братки!

На помощь ему никто не пришел.

Окруженные солдатами казаки отступали. Они по одному подбегали к железной дверце часовни и забегали внутрь. Последним отступал Рыжий. К нему подскочил маленький верткий солдат, в руках у него дымилось после выстрела ружье. Солдат ловко перевернул его и наладился было ударить казака. Рыжий вполоборота, высоко подняв саблю, рубанул, солдат, охнув, стал разваливаться пополам, кровь залила руки, живот, солдат повалился. Остальные солдаты отпрянули, отбежал и боярин.

— Тимоха, прячьсь, с ружей побьют! — закричали из часовни.

Два солдата уже налаживались стрелять. Рыжий обтер саблю и последним зашел в часовню. Дверь, скрипнув железом, с громом затворилась. В нее уже колотили изо всех сил прикладами.

— Запоры все снутри. Железо, не выломаешь, — сказал первый, колотивший в дверь. — Что делать будем, боярин?

Молоденький насупился, лицо у него было еще удивленное: перед глазами разваливающийся надвое солдатик, — оглянулся: лежит как рыба, распластанная по хребту для солки, над черной кровавой лужей рой мух.

Видя, что боярин молчит, солдаты стали предлагать.

— Завалить дверь камнями. Часовню обложить, сидеть, пока сдаваться не начнут.

— Дверь вышибить. Бревно на берегу отыскать, наверх приволочь. Всем миром раскачаем, никакое железо не устоит.

— Сжечь их верней всего. Делов-то: сушняка собрать, травы.

— И то лад!

— Любо то! Тащи по хворостине.

Быстро натаскали сухих веток, подоткнули под них сухой травы, чтобы дружнее занялось. Дверь, чтобы не открыли изнутри, подперли бревном. Бревно приволокли снизу от воды.

— Пали!

Чернобородый нагнулся, ударил кресалом, подул на трут, приложил трут к траве, по той побежали, завертелись зеленые дымные червяки.

— Глянь-ка, из-под дверки тоже дым ползет! — ахнул кто-то. — Никак себя сжечь наладились?

И тогда раскололась земля, синим пламенем сверкнуло перед глазами чернобородого — и это было все, что увидел и почувствовал он: часовня с бочкой пороха внутри, подожженная казаками, взлетела на воздух.

Белохвостый молодой орлан, с утра паривший над рекой, то и дело возвращавшийся к часовне и улетавший от нее, видел сверху все. И как суетились около белого домика люди, как вырос над ним черный дымный гриб, как, кувыркаясь, полетел вверх жестяной купол, как медленно перьями взлетали и падали бревнышки. Как красными брызгами полетели в стороны кирпичи.

Птица сделала круг и приспустилась ниже. Над обрывом расплывался синий дымок, лежали в пестрых кафтанах те, кто только что суетился и кричал у белого домика. Самого домика не было, вместо него темнело черное пятно.

Птица взмахнула крыльями и равнодушно стала набирать высоту.

Книга — вещь, и в этом смысле она не отличается от музыкального центра или полированного книжного шкафа. Восхищает компактность, с которой звуковые колонки присоединяются к магнитофону и образуют единое целое. А просвечивающие сквозь прозрачную пленку лака слои березы? Хитроумное их движение рождено случайным направлением, углом между осью ствола и движением резца, снимавшего шпон. Однажды, смотря в окно своего кабинета, я увидел у противоположного берега реки на приколе трехмачтовую шхуну. Силуэт ее был совершенен, судно стояло около крепости и было нелепо разукрашено флагами, но корабль — и низким с опущенной кормой корпусом, и наклоненным вперед носом, и откинутыми назад мачтами, и рангоутом, четко вписанным в кроны лип, высаженных вдоль набережной, — всем вырывался из этой груды флагов, из всего, чем пытались его принизить.