Марек Баранецкий - Воля дракона. Современная фантастика Польши [сборник litres]

Ах-ах! Какая удачная шутка! Ох, что за чувство юмора!

Волны смеха прокатились по залу.

Я наклонился к падиру Брегону и сказал:

– Не найдется у них столько кислятины, чтобы я окончательно упился и оценил последний фокус этого шута.

– Это не шут, это – канцлер.

– А это имеет большое значение?

– Нет. Вот только шута мне здешнего жаль. Сидит в сторонке, грустный почему-то…

Вид с перевала был просто великолепен – пятна лесов и дубрав радовали глаз всеми возможными, за исключением, может быть, только голубого, цветами. Почти каждое дерево обладало собственной окраской, соперничало с соседями, благодаря чему создавалось впечатление, словно ближние леса находились на расстоянии выстрела из лука, хотя до них было не менее чем полдня пути. С дальних лугов и пастбищ поднимались полосы тумана, все выше и выше, для того чтобы, перевалив через гребень горы, исчезнуть из нашего поля зрения. Дорога, хоть и отмеченная суеверными мужикам разноцветными лентами, пучками перьев и сложенными на счастье узорами из разноцветных камешков, казалась в этом окружении бедным, низкопробным украшеньицем, пестрой ленточкой в окружении великолепных, дорогих, благородных шарфов.

Однако дорога была для нас важнее. И хотя солнце, пронзавшее рыхлые тучки своими острыми штыками, освещало мельчайшие детали пейзажа, затопляя его, заливая красивейшим небесным золотом, мы не свернули ни в один из этих великолепных уголков. Мы ехали все той же, единственной дорогой.

С интервалом шагов десять – двадцать, обычно в разноцветном пятне, нам попадались либо один, либо несколько следов подкованных копыт вьючных лошадей Муела и Сансы. Они опережали нас часов на десять – двенадцать. В полном соответствии с планом.

Я оглянулся. Меч падира Брегона, его любимый Карник, с окованной серебром рукояткой, был уже вынут из ножен и приготовлен к драке. Другие сотоварищи – Олтц-арбалетчик, Убертия-арбалетчица и мечник Греда – тоже не дремали в седлах. Падир Брегон издал шипящий звук и, когда мы остановились, мотнул головой, призывая нас к себе. Делая вид, будто ничего не подозреваем, мы подъехали. Падир бросил мне бутылочку с зельем. Убертия охнула. Я соскочил с коня, шагнул в сторону и сделал большой глоток. Настойка из Пелуны, в которую было добавлено грусало, побежала по пищеводу. Я повернулся к Олтцу и, отдав ему бутылочку, тут же наклонился, опершись одной рукой о холодный камень. В этот момент зелье достигло желудка, однако тот не собирался принимать такого пахучего, горького, жгучего гостя – выслал ему навстречу все свое содержимое. Из меня исторглась струя рвоты, я рыкнул, словно удушаемый петлей лось, – и тут все закончилось. За моей спиной слышались характерные звуки. Это остальные члены ватаги расставались с содержимым своих желудков. Когда-то в Гватесабоо – как же это было давно – я спросил у падира, для чего это нужно, а он молча взял с тарелки блестящую от жира толстую колбасу и уколол ее в бок кончиком ножа. Кожица лопнула, и ароматное содержимое стало выдавливаться на тарелку.

– Так выглядел бы твой наполненный едой желудок, проткнутый ножом, саблей или когтем, – пояснил падир. – А теперь, – он взял в руку сморщенную, сухую фигу, – посмотри, что произойдет с этим.

Ну и конечно, как нетрудно было догадаться, ничего особенного с ней не случилось. Мастер надрезал шкурку, потом взял ее двумя пальцами и потянул.

– Видишь? Я могу натянуть и даже зашить эту рану.

Он показал, как примерно это делается, а потом кинул мне фигу. Я поймал ее и съел. А что еще можно было сделать? Попытаться вновь нафаршировать колбасу? Ее я, кстати, тоже съел.

Как только я вспомнил об этой демонстрации, у меня сразу же забурчало в успокоившемся было желудке.

– Фу, свинья, – бросила Уберия, вытирая рот верхом ладони. – В такой момент думать о жратве.

У меня возникло большое желание ее немного подразнить, однако я передумал. В конце концов, я являюсь правой рукой падира Брегона, а значит, когда-нибудь отделюсь, наберу собственную ватагу и… и никогда не забуду о разбухшей колбасе и сухой фиге…

Дорога на время стала шире, и падир Брегон использовал это для того, чтобы, пришпорив своего валаха, пристроиться рядом с Уберией. Он оглянулся, и, хотя мы в тот момент глазели на тянувшийся слева от дороги овраг, решил как-то оправдать свое присутствие возле арбалетчицы.

– Ты помнишь, для чего необходимо заставить дракона вытянуть шею? – спросил он.

– Конечно. Для того, чтобы дать отдых телу, Уберия выгнула бедра и ненадолго выпрямилась в седле. – В основании шеи находится мягкое незащищенное место, более светлое пятно, чем все остальное, блестящее тело. Туда необходимо всадить стрелу, лучше всего отравленную. – Ожидая одобрения, она повернула голову к мастеру и слегка ее наклонила.

– Ну, вообще-то верно, – выдохнул падир. – Такого тебе еще делать не приходилось…

– Я уже слышала об этом… – Кажется, Уберия поняла, что он просто хотел с ней поговорить, и, вспомнив о моем присутствии, добавила: – …Мастер.

Услышав это слово, я про себя усмехнулся. Два дня назад, проснувшись среди ночи, я решил попотчевать себя ломтем вполне заслуженно знаменитой затехерханьской копченой грудинки и, набив рот ароматным мясом, проходя мимо комнаты мастера, услышал какой-то голос. Не знаю почему, я открыл дверь и вошел внутрь. Да только падир Брегон если и звал кого-то, то уж точно не меня. Уберия сидела на его ложе и была обнажена до пояса. Мастер же, навалившись на ее живот, словно сосунок, то ли целовал, то ли сосал пышную грудь арбалетчицы. Я замер, словно громом пораженный, и стоял так некоторое время, чувствуя, как слюна из наполненного мясом рта капает мне на грудь. Тут Уберия мне слегка усмехнулась, и я, вновь овладев своим телом, на цыпочках вышел из комнаты и вернулся к себе. Немного погодя ко мне пришла девка из свиты хозяйки замка, и мы с ней уминали кровать до самого утра. Однако еще долго перед моими глазами стояло, как мой мастер и наставник, победитель одиннадцати драконов, лежит с лицом, спрятанным под грудь пышнотелой женщины, пойманный во время целования ее больших, твердых сисек.

У Раньшиды, той самой девушки из свиты хозяйки замка, они были гораздо меньше. Однако какие сладкие и твердые! Ох какие!..

– А помнишь, для чего необходимо из тела убитого дракона… – тянул падир Брегон. (Ах, мастер, мастер… Зачем все это, если я знаю, что ты всего лишь хочешь посмотреть в глаза Уберии?). – …Необходимо убрать выделения?

– Ну да, – отвечала арбалетчица. – По той же самой причине, по которой необходимо сразу после убийства дракона забрать как можно больше перьев и вырвать когти – поскольку, когда все заполыхает, то выделения могут сгореть. – Она пожала плечами. – А в помете могут находиться камни сейхеррон, они же – драконьи жемчужины.