В Бирюк - Волчата [СИ]

Бубенцы в его тройке уже не звенели, а беспорядочно тарахтели.

Ближе «расстелился широко» и совершенно бесплатно, я бы даже сказал — free, предлагаемый автором русского романса «белый саван». Спасибо, не надо. Рано нам ещё. И вообще, не люблю искрящиеся саваны.

Сзади, в шагах двадцати, шла наша вторая тройка. Ноготок на облучке не орал, но уже крутил над головой кнутом. За его спиной, развернувшись назад, стоя на коленях в санях, Чарджи держал в руках лук. Сбоку, над бортиками саней периодически высовывались и прятались головы Николая и Чимахая. Тонкая нервная организация души Николая наглядно демонстрировалась более высокой частотой мелькания его тыковки.

Ещё дальше, в паре сотен шагов, улюлюкала толпа скачущих серых тараканов. С полсотни. И, судя по их движениям, палки, которые у них в руках, не дротики, а луки. Держат в левой, а не в правой. Но не стреляют. То ли дистанция велика, то ли стрелять вдогонку — очевидная глупость.

Скорость полёта стрелы достигает 240 км/ч. А лошади разгоняются до — 30–50. Что значимо. Добавить 15–20 % пробивной силы…

Бить стрелами хорошо или на отходе, когда ты остановился и скорость набегающего противника добавляется к скорости стрелы, или атакуя стоячих, когда добавляется скорость твоего коня.

Беда не в стрелах — беда в конях. За полдня наши кони притомились, да ещё в моей тройке «некомплект». Как быстро они выдохнутся? И тогда нам…

В следующий момент меня приложило об борт саней. Как-то дежавюшно: опять лицом. Сани резко вильнули и понеслись к берегу.

Поперёк реки, поперёк укатанного санного следа, по которому мы удирали, шёл другой — от берега до берега. Вот на него-то, не останавливая, не снижая хода, и повернул Ивашко. Вторая тройка чуть притормозила и повернула за нами.

Мы вылетели по какой-то ложбинке на невысокий берег. Проскочили реденький голый перелесок, за которым оказался обнесённый высоким забором хутор. След саней вёл к воротам в этом заборе, но справа было заснеженное пустое пространство. Замёрзшее озерко? Болотце?

Копыта коней простучали, скрежеща подковами на льду, вынесли нас на другую сторону. Лес, поляна, какая-то просека, снова лес… и ярок. Набитый снегом. Куда мы и влетели. Кони — по брюхо. Приехали.

Поинтересоваться ближайшими планами я не успел. Ивашко стал обрисовывать наше будущее сам:

— Мать твою и Пресвятую Богородицу! Триединого во всех мордах! Сброю — к бою! Всем — на хрен! Ноготок — туда! Коней — убрать! Торку — на ёлку! Всем — с глаз долой! Куда прёшь?! След останется! Стоять молчать ждать! Бегом! Тихо!

Ну, в общем, всё понятно. «Занять места согласно боевого расписания».

Чарджи с луком уже оказался между ветвей довольно высоко на сосне, Чимахай, быстренько срубив в стороне несколько еловых лап, вместе с Николаем заметали следы на снегу. Ивашко снова убедительно сказал на великом и могучем — и они бросили это несвоевременное занятие. Ноготок, уютно завернувшись в свой тулуп, устроился в ветвях ещё одной сосны возле тропы. С другой стороны прилип к стволу и стал как-то… неразличимым Сухан с рогатиной.

Мне Ивашко энергично указал место в стороне, в густом молодом ельнике. С добавлением напутственных слов.

Я, вообще-то, наслышан о разных нетрадиционных формах секса… Но — с молодыми ёлками?! И причём здесь размер бюста Иисуса? А! Понял! Это — иносказательно! Тогда я побежал.

Куда сказано — туда я и устремился. Полный боевого духа, храбрости, отваги и душевного волнения. С шашечкой наголо…

И всё затихло. И стало возможно вспомнить себя.

Так, Ванька. Закрой, наконец, рот — анус простудишь. И перестань вылуплять гляделки — обледенеют на морозе. Вдох-выдох. Тихо. Счас враги прибудут. Почтово-курьерским. Тут мы их всех ка-ак… Или — они нас. Аналогичным «каком».

Николай, отведя вторую тройку вглубь леса, подобрался ко мне с другой стороны. Я чуть… не испугался.

— Николай, а половцы скоро явятся?

— Бог даст — никогда. Свезло нам — мимо жилого места проскочили.

Не понял. А в чём тут везение?

— Поганые теперь этих, местных, жечь да резать будут. Глядишь, нагрузятся и дальше не пойдут. А мы, как стемнеет, вытащимся и дальше потихоньку…

Так это что ж получается?! Что наша удача, счастье нежданное, в том, что мы каких-то здешних крестьян, каких-то людей русских вместо себя этим серым тараканам… которые — степные волки… в пасть бросили?!

— Точно. Началось. Ты шапку-то сними — слышно уже, поганые православных режут.

Я стащил с головы шапку. В тишине зимнего леса откуда-то издалека доносились крики, ржание коней. В той же стороне появился и начал расти в высоту и ширину столб чёрного дыма.

— Так может, пока они заняты, мы коней вытащим и дальше пойдём?

— Мертвяк твой больно хорошо сулицы кидает. Коней им кучу побил, самих пару-тройку. Они теперь в нас вцепились — кровь пролита. Но если у них руки хабаром заняты… ну, не бросать же. А вот дозор по следу послать могут. Будет дозор — мы их бьём и бегом бежим. Не будет — ждём пока они уйдут, и сами уйдём спокойно.

Спокойно не получилось. После получаса ожидания, когда я уже был три раза твёрдо уверен, что хватит мёрзнуть, всё обошлось, в той стороне, где была наша засада, вдруг раздался вскрик. Ещё пара, потише. Конское ржание… какая-то возня. И голос Ивашки:

— Вашу…! Кто коней тащить будет?! Раз-два-три… долбаи.

Три порубленных-поколотых мохнато-серых человеческих трупа, чуть в стороне — лошадиный со стрелой у основания шеи. Ноготок вырезает стрелу, Чарджи наверху посматривает в сторону разгорающегося в стороне замёрзшего озерка пожара, Чимахай успокаивает нервную лошадку. Все при деле. И мне пора:

— Сухан, брось мертвяков обдирать. Я сейчас лошадей распрягу, а ты сани вытащишь.

Подгоняем друг друга, подгоняем сами себя: могут ведь и другие… тараканы приехать.

Как-то очень хорошо начинаю понимать древних ацтеков. Они считали бронированных конников Кортеса не всадником на лошади, а одним шестиногим существом. Боевые тараканы — большая сила.

Лошадей-то я распряг, а вот вывести их на твёрдое… Не детское это дело. Силы просто не хватает.

Мужики вытащили за недоуздки. Снова спешно запрягаем. На этот раз цугом. Тройку же и паровозиком можно построить. Берём кобылку посмирнее из трофейных, вторую привязываем к задку саней.

Оставить лошадей нельзя: убегут к своим хозяевам, знак подадут. Поэтому и пришлось Чарджи третью лошадь стрелой валить.

Какая-то тропка в лесу, даже не тропа — просто место без деревьев. Я иду впереди, тыкаю в снег своим дрючком, чтобы лошади в яму под снегом не провалились, следом Ивашко тянет кыпчакскую пристяжную под уздцы и непрерывно бурчит под нос. Меня ещё трясёт, очень хочется поговорить. Но Ивашко начинает первым: