Тоне Светина - Волчата

Гребень горы, окутанный сиреневой дымкой, издалека напоминал выгнутую спину громадного животного. У подножия горы, возвышавшейся над равниной, где в туманном мареве неторопливо катила свои воды река, вдоль лесов простирались луга и нивы, а среди них тут и там виднелись села и хутора.

Друг за другом забирались они все выше в горы, пока последние хуторки не отступили перед густым, почти непроходимым лесом, что рос до самых горных вершин.

Заметенные снегом селения были едва заметны среди высоких деревьев, чьи могучие стволы терялись во мраке.

Местность казалась вымершей, и лишь струйки дыма над крышами домов да тусклый свет в окнах свидетельствовали о том, что жизнь здесь не угасла, она только затаилась и дремлет, ожидая, когда же кончится зимний сон.

Ночь, царившую над этим горным краем, внезапно встревожили странные звуки — то были редкие и печальные крики ночных птиц, одинокий выстрел из охотничьего ружья и лай собак.

С высоты, где в серой мгле лиственные деревья мешались с хвойными, где начинался склон горы, спускавшийся к селам, донесся заунывный волчий вой, нарушая тишину звездной ночи.

Вожак стаи, крупный и сильный самец, так крепко уперся передними лапами в край ледяного наста, что он затрещал под его острыми когтями. Подняв морду, зверь уставился на сияющий в небе серп лупы. Голодные глаза волка отливали холодным металлическим блеском. Он громко и протяжно завыл, сначала низко, а потом все выше и выше. Эта тоскливая рулада поднялась над заснеженной землей и затерялась где-то в вышине, в прозрачной синеве неба.

Между деревьями замелькали серые тени. Волки окружили своего вожака. Позади стаи беспокойно топтались волчата.

На костлявых боках отощавших от голода и скитаний животных вздыбилась шерсть. Волки задрали головы кверху и, вторя вожаку, затянули унылую песню о своей голодной жизни. Их заунывный вой нагонял тоску и вселял страх не только в обитателей леса, но и в живущих в деревне людей и их собак. Время от времени волки замолкали и, навострив уши, прислушивались к звукам, доносившимся из глубин таинственного леса. Горы отвечали им — голодный вой других стай раздавался то справа, то слева, то тише, то громче до тех пор, пока не замер в тишине.

Внизу, в селах, громко залаяли собаки, сторожившие стада, — сначала неуверенно, потом все смелее и смелее. Напряжение нарастало, вселяя тревогу во все живое на горных склонах.

На краю села, что расположилось ближе всех к лесу, стоял дом, в окнах которого мигал слабый свет.

Дверь скрипнула. Во двор вышел высокий плечистый старик в овчинном кожухе и меховой шапке. За ним шли два мальчика, один нес фонарь, другой — топорик. Следом, боязливо оглядываясь в темноте, семенила девочка, закутанная в шерстяной платок.

Старик вышел посмотреть, не вернулась ли та лисица, которая вчера пробралась в курятник и задушила нескольких кур. Беспокоил его и вой волков. «Как бы до овец не добрались», — думал дед Джуро.

Почуяв хозяина, овчарка Руно, сторожившая двор, порывисто залаяла. Старик подошел к собаке, и она, виляя хвостом, положила передние лапы ему на плечи и лизнула в лицо.

Он не спеша проверил, не сломан ли забор, заперты ли ворота, и зашел в хлев. Овцы все еще жались друг к другу, дрожа от страха.

— Деда, а почему волки так воют? — спросил его внук Душко.

— Голодные они, — ответил старый Джуро, — вот и воют на луну.

— А почему они на луну-то воют? — снова спросил Душко.

— Чем-то она их беспокоит. А как перестанут выть — пойдут охотиться.

— Охотиться? А к нам они не придут?

— Не бойтесь, ребятки! К нам они не придут. Вот только не к добру это, когда волки так странно завывают. Что-то худое приключилось.

— С кем, дедушка? — взволнованно спросил Душко.

— Не знаю, — ответил старик. — Может, с волками, а может, с людьми… Дурной это знак. Дурной для всего живого.

— Мы волков не боимся, — хвастливо заявил соседский Лазо, хотя сам дрожал от страха. — Ведь у нас ружье есть и топор.

— Так что же может случиться, дедушка? — испуганно спросила сестра Душко Вука. — Что такое дурной знак?

— Дурной знак предвещает голод, болезни, войну, а может, и землетрясение. В народе говорят, что волчий вой, большие стаи ворон и падение хвостатой звезды — все это не к добру. Много чего плохого случалось после таких знаков.

Дети замолчали. Им еще не довелось испытать ничего такого, о чем говорил дед, но по его голосу они чувствовали: он чего-то боится.

Долгими зимними вечерами, когда все вокруг было занесено глубоким снегом и они сидели дома у теплой печки, дед часто рассказывал им о войне и народных восстаниях. Разные это были истории — чаще всего грустные. Деда Джуро ребята считали героем, ведь у него еще с прошлой войны хранились серебряная медаль за храбрость, винтовка и штык…

Возвращаясь в дом, они успели заметить в углу сада лисицу, которая тенью метнулась прочь.

— Смотрите, волк! — закричал Лазо, всегда и всего боявшийся, за что в школе его считали трусишкой.

— Какой волк! Это же та лиса, вчерашняя! — успокоил его Душко.

Старик вскинул ружье и прицелился. Тишину разорвал резкий звук выстрела, эхом откликнувшийся в лесу. Лиса высоко подпрыгнула и стрелой понеслась дальше. К большому разочарованию детей, она скрылась из виду.

— Пуля, видать, застряла в ребрах, — предположил старик. — Завтра поищем в лесу. Найдем лису — сделаем тебе, Вука, воротник!

— Может, ее лучше продать? — спросила Вука.

— Ничего мы не найдем! — разочарованно проговорил Душко.

Выстрел растревожил соседских собак, и они еще пуще залились лаем.

Внезапно волчий вой прекратился.

Душко засмотрелся на луну, окруженную прозрачно-зеленым ореолом. Он никак не мог понять, какая связь существует между луной, волчьим завыванием, тенями, падающими на снег от деревьев, и смутными предчувствиями деда Джуро.

— Деда, а ты видишь свет вокруг луны?

— Нет, Душко, не вижу. Тебе показалось, ничего такого там нет, — пробормотал старик.

Только они собрались вернуться в дом, как заскрипел под чьими-то ногами снег. На дорожке они увидели человека, который медленно приближался к ним, сгибаясь под тяжестью большого мешка.

— Здравствуй, Джуро! — послышался его голос.

— Это ты, Михайло? — спросил старик.