В Бирюк - Вляп [СИ]

Если кто не понял: натурой в этот раз был я.

А я — нет. Не в смысле эксперимента, а в смысле — успешно. Хозяйство стоит, болит, тянет. Будто били-били и… не отпустили. Опухло. И мешает там что-то.

Тут хозяйка меня в очередной раз потрясла: подёргала мой член, чего-то сделала. У меня боль страшная резанула по всему низу аж до верха. А она вытягивает оттуда, из окрестностей моей задницы, шнурочек, а на шнурочке — крестик её. Который она тут же вешает себе на шею.

Много чего видал, но чтобы крест нательный православный в качестве противозачаточного средства использовали… Получается, она вначале крестик с шеи сняла и его шнурком мне основание пениса перевязала.

«Не люблю маленьких. Их и не будет».

Хозяйка за печку убежала, слышно — напевает чего-то. Довольная. Подмывается, горшками грохочет. А я лежу такой… оттрахнутый. В себя прихожу.

«Ну, Ваня, с почином тебя. С дефлорацией».

Как-то её такое пристальное внимание к определённой части моего тела несколько… А уж использование…

А потом я сам себе криво усмехнулся и сложил логическое построение.

Женщина одинокая. Страшненькая. Довольна молодая. Ну — зрелая. Судя по динамике — вполне в силах. А тут мальчишечка молоденький. Одинокинький. Беспомощненький. Сиротинушка. Она меня, считай, из-под смерти неминуемой вынула, вылечила, выходила. И влюбилась.

Насчёт любви — это по литературному жанру, не по жизни. Тогда уж, если по жанру: «после первого поцелуя обернулась она прекрасной царевной».

Мда… Ужас всех косметологов мира… Если такую «поцелуйную» технологию выпустить на рынок — они все без куска хлеба останутся.

Но это — по сказкам. А по жизни — опять имеем Высоцкого:

И приспособит она меня для «подай-принеси», для работы домашней типа: «у курей почисти». Ну и… верхом покататься под настроение.

Её интерес — понятен. Поиметь и не залететь. А мой? А у меня простой интерес — выкарабкаться из болячек, разобраться как-то с окружающим миром, «как тут ходят, как сдают».

Потому что моё нынешнее состояние: «А на что ты годен? — А ни на что не годен» уж очень… Да просто унизительно! И — опасно.

Так что, кое-какая ясность в «чем работать, кем заниматься» — наступила.

Несколько смущало только, что у известных мне по литературе попадунов подобных ситуаций не было. В смысле: «А чего ты можешь? — А ничего не можешь». Во всяком случае, с больного детского тельца «сироты свежеосвежёванного» они не начинали. И в «альфонсы-птичники»… Как-то таких увлекательных перспектив им не предлагали.

Реально получается, что все мои знания-умения-навыки взрослого мужика начала 21 века здесь — никому. Повесь на стенку, чтоб не спотыкаться. И остаётся к исполнению только один «Основной инстинкт». Без права выбора. Коль ни головой, ни руками — работай головкой. Общественно-социальная роль — вибратор самоходный. И место твоё — ниже пояса.

Неуютно как-то. Фактически имело место изнасилование несовершеннолетнего. С использованием служебного положения. Поскольку я — больной, она — доктор. И я полностью в её власти.

То есть, понять её, конечно, можно… Но по действующему в моей России УК она бы срок подняла. И — не мелкий.

Ладно я, мне лично — исковое не писать… И тут как-то вспомнилось: а нету в здешнем законе таких статей. Нету в «Русской Правде» статей за изнасилование. Хоть взрослых, хоть детей. За употребление чужого имущества: жен, дочерей, рабынь, скота — есть. А человека, женщины, мужчины, ребёнка — нет.

Эти всё оттуда, от «либерастов, дерьмократов, гумнонистов и общечеловеков». Не наше это, не исконное. Наше куда проще: поймал, поял… и гуляй себе.

«Наше дело не рожать. Сунул, дунул и бежать» — русская народная мудрость.

Интересно наши предки живут. То-то столько патриотов развелось. Особенно — патриоток.

Как-то дискомфортно мне. Я насильников не люблю. Почему-то. А уж применительно к детям… Давить таких надо.

Что хорошо — хоть и в детское тело, но в мальчиковое, попал. А вляпалась бы моя психоматрица во что-нибудь «без архитектурных излишеств»… И «имели б меня как осенний листок». В смысле: «и до земли не долетая». А там, глядишь, рожать бы пришлось, грудью выкармливать… Искусственного питания здесь нет, даже коровье молоко без пастеризации для грудничка — смерть… А из противозачаточных — только крест православный. Точнее: шнурок от него. Тампонов с прокладками… помыться — раз в неделю…

Как-то сплошной «бр-р-р» получается.

Правоверный еврей должен каждое утро благодарить господа за то, что не родился женщиной.

Умные они, конечно… «Но это наша родина, сынок, — сказал один глист другому».

Как-то сильно местные от меня отличаются. Головы рубят, опиумом кормят, на малолетках… верхом скачут. Предки, ёкарный ушкуйник… Странные люди.

Да и люди ли они? Если я — человек…

Продолжения сразу поутру не последовало. Всё тихо-мирно, по-семейному.

Супчик. О! Уже и с волоконцами. Отварчик. Перевязки. Включая интересующую часть тела. Потом чучело моё увеялось куда-то из избы. А я обнаглел, поднатужился и… пошёл на поправку. В смысле: на свою первую прогулку. Без штанов, но в мужской рубахе.

В мужской — поскольку только до колен. Женская — по лодыжки. Или у меня теперь и рубаха обрезанная?

Топ-топ. За стенки держась. Тараканы от изумления рты пораскрывали. Сидят-смотрят. Даже с дороги уходить не хотели. Нас-с-секомые. Думали — сдохну? Затоптали-защекотали? А я — иду. У курей переполох: ещё бы — главный куроед идёт. Спокойно пернатые. Я не хорёк — к вам не полезу. Не хочу в птичник, «уж лучше вы к нам». В ощипанном и потрошённом…

Мы с приятелем как-то по молодости подрядились птицефабрику закрывать. Там у них какая-то чумка случилась. Ещё задолго до птичьего гриппа. А в хозяйстве осталось тысяч шесть куриц. Надо было их убить, сжечь и всё продезинфицировать.

Двор этой птицефабрики — как поле футбольное. И по нему 6 тысяч пташек бегают. Их из помещений выгнали, кормить уже перестали. Чтобы уборкой помета не утруждаться. Конечно, птички несколько взволнованы. И мы тут. С инструментом. Колода деревянная и два топора.

Директриса ещё спрашивает:

— А что вам ещё для работы надо?

— Водки. Побольше. Но — потом.

И началось. Курицы бегают по полю. Беспорядочно. Самопроизвольно. Хаотично. Как пробегает мимо колоды, ты её хвать. За лапки перехватил, встряхнул. На плаху — шмяк. Топором по шее — хряп. И безголовую тушку в сторону, в кучу. Следующая…

А они ж, гадские пернатые, в куче лежать не хотят — вскакивают и разбегаются. И вскоре, в результате нашей ударной трудовой деятельности, бегает по полю охренительная толпа белых курочек. Без голов. Из некоторых ещё кровь льётся. И — молча. Поскольку кукарекать им уже нечем. Сюр…