В Бирюк - Вляп [СИ]

Не, не похож дядя на лошадке на ходока-перехватчика.

Может, начальник? Большой начальник типа маршала Жукова. Тот тоже Парад Победы на белой лошади принимал.

Опять я ошибся: маршал в бороде — не типично.

Ну, тогда просто главный герой всей этой подмерзлотной самодеятельности. И что характерно — сам-то в тулупе. Тут вон рядом простые артисты — босые, в белье. А «первый любовник» — в шубке. «Правда жизни» называется. Да ещё сверху и плащик какой-то красный. Морды лица не видать, только веник вперёд торчит. Гримёры у них, явно, срочно госсубсидии осваивают. Как обычно, конец года — надо халяву добирать. Понакупили мочалок и всем участникам на рабочие поверхности понавесили.

«Кеша! Я не узнаю вас в гриме!»

В таком гриме не только Иннокентия Смоктуновского — маму родную не узнаешь.

Да и то сказать: «кабы у бабушки борода была, то была бы она не бабушкой, а дедушкой». Русская народная мудрость. Многократно проверенная. Так что не надо хоть чью мать так… гримировать.

«Лошадку ведёт под уздцы мужичок».

Тут, правда, не мужичок, а мужичище. Левой рукой за бок держится. Там у него на поясе какая-то здоровенная палка привязана. А правой держится за эти самые «уздцы». Причём лошадка идёт по дорожке, а мужик по снегу, по целине.

Ну, понятно — главный герой сам ездить верхом не умеет, так и приспособили лошадь в качестве ходячего табурета. Но применять эту… «четырёхкопытную самоходку» — осмеливаются только с водителем-специалистом. А то ведь лошадь может и сама… поскакать. Мало ли чего ей в голову… Или — «вожжа под хвост».

Всё равно лучше, чем в «Трёх мушкетёрах» — там они вообще на скамейке в кузове «газона» скакали.

Ещё один персонаж выдвинулся на первый план — мужик в чёрном. То есть, снаружи он как все — в тулупе. Но тулуп распахнут, видно что-то длинное, чёрное.

Макси-юбка? Геи на Куликовом поле?!

Класс! Такую идею и продать можно.

А что? Очень политкорректно и актуально. Демонстрирует приверженность общедемократическим ценностям и стремление к восстановлению половой справедливости. В исторической перспективе. И что характерно — никакой пропаганды. Чисто свобода художника: «я так вижу».

А апофеоз снимаемой картины будет таким: начальник «Засадного полка», составленного из 12 сотен отборных московских геев в полном их клубном прикиде и раскраске, славный воевода Боброк Волынец, провозглашает:

— Постоим за землю Русскую! Воздвигнем оружие наше православное на супостатов поганых!

У всех дружинников от вида татарских задниц, крепенько сидящих в сёдлах, начинается сплошное «постоим». И — Ура! — полк кидается на татар. Естественно — сзади. Он же — «Засадный»! И боевая задача у него такая же — «засаживать».

Мамаево полчище, обнаружив у себя за спиной ряды «православного оружия» в сильно воздвигнутом состоянии, в панике бежит, спасая свои задницы. Бросая на поле боя ханские знамёна и пресловутое татаро-монгольское иго. Тут из кустов вылезает Дмитрий Донской, подтягивая штаны, и произносит какую-нибудь историческую фразу.

Типа:

— Это… ну… На Руси — стоит. Вот… И Русь на этом… того… стоять будет.

И фоном — благовест колокольный…

Хрень полная… Хотя по нынешним временам — и не такую хрень инсценируют. Денежку — дадут, картинку — создадут, по каналу — крутанут, и — на полку уберут.

А, нет. Ошибся я. Это не гей. Это — поп.

Точно — снял с головы малахай, а под ним оказалась шапка вроде ведёрка. «А во лбу звезда горит».

Не, этот — не «царевна-лебедь». Разница сразу видна. У этого не звезда — крест. Не «во лбу», а на шапке. Не горит, а отсвечивает. Тускловатенько. И второй, «такой же, но побольше» — на груди на цепи. А в остальном — все по классике.

Ежели, конечно, эта самодеятельность бомжеватая решила царевну-лебедь изобразить бородатым мужиком.

Ну да, при нетрадиционной ориентации… Хоть в поиске партнёра, хоть в трактовке российской истории… Да хоть в чём! При потере ориентации и смене ценностей — и не такое уелбантурить можно. Тем более — фактура впечатляет. Такая «что не можно глаз отвесть». Так и хочется… кулаком…

Я попытался сам себя несколько урезонить. Мне всё хиханьки-хаханьки, а у людей — процесс. Творческий. Где-то даже — производственный. Денег, поди, вбухано немеряно. И будет исторический триллер с условным названием «Как Вова и Миша Нину, Нону и Нану от злого кощея спасли». А на кой им на двоих — три? А младшенькую Нану они в терем посадили. В Сколково. И теперь она там «нанонированием» занимается. Народу православному — поглазеть-порадоваться, всяким соседям-недругам — обзавидоваться и от чёрной злобы сдохнуть.

А народу-то нагнали! Помимо главных. Остальные — массовка. В бородах, тулупах. У половины в руках — такие здоровые палки. Выше их ростом. Несут вертикально. На верхнем конце — хрень какая-то вроде сильно вытянутого листа кленового. Пониже — поперечная перекладина. Посохи, что ли? Кресты? Католики? Японские монахи? Или «шаолинь» какой?

По уровню исторического маразма — нашим до Голливуда ещё далеко. Наполеоновские пушки в полчищах Чингисхана — пока не наше. Но — процесс идёт, «пипл хавает».

Мужик в чёрном вышел вперёд, достал откуда-то (из рукава, что ли?) какую-то бумажку и начал читать. Хорошо поставленным голосом. Прям — чтец-декламатор. Но — ни слова не понятно.

«И бита смысла не сказал».

Да и вообще, всё надоело. Хотелось кушать, замёрзли руки и ноги, уши, лицо вообще. Коленей я уже не чувствовал. Ещё было интересно: откуда они снимают. Камер-то не видно. Но главное — скорее бы оно закончилось. Поскольку снова начало мутить.

Я, видимо, отвлёкся, поскольку пропустил момент появления у чёрного декламатора оппонента. Монолог трансформировался в диалог.

Один из моих сотоварищей по насильственному коленопреклонению, с другого края ряда, вдруг начал возражать. Громко, активно и, я бы сказал, судя по интонациям, нелицеприятно.

Типа: «а пошёл бы ты… за веру, за царя, за отечество и за ещё дальше».

Понять из его реплик я не мог ни слова. Это неважно: всё равно озвучивать в студии будут. Но сотоварищи мои по стоянию на коленях — возбудились. Видимо — по сценарию. И, кажется, массовка, что стояла с другой стороны, тоже решила отработать своё.

Оттуда донёсся крик. Женский. Потом он перешёл в многоголосый вой. Тон все повышался. Вот он, тот звук, который я принял за вой разгоняющейся дизельной турбинки.

Я тоже занервничал. Мне, конечно, все пофиг. Но если я им кадр испорчу, то будут делать дубль. А оно мне надо? На таком-то морозе… Ломать ребятам работу… Нехорошо это. Но сценария-то я не знаю, может, мне тоже надо чего-то изобразить? Скажем, протест широких народных масс против введения лицензий санэпидстанции на стрелецкую торговлю пирожками с тухлой зайчатиной?