В Бирюк - Вляп [СИ]

Снова общее выражение приемлемости, благополучности и за всё благодарности. Плечиком так, ручки на груди сложить ладошками вместе. Спасибо, милостивец, благодарствуем, заботливый ты наш, голодными не сидим.

Ну почему я такой плоский! Было бы у меня тут что-нибудь… выпуклое — и поколыхать можно было бы, и ткань на груди чуть обтянуть. Чтобы господин мой на сосочки особое внимание обратил-порадовался.

Дурак! Был бы я девкой, со всеми этими… выступами — хозяин на меня и не глянул бы. Или как ту, наложницу свою — мозги по опочивальне вразлёт.

— Ладно, пойду я. Дела, малёк. Времени нет попусту разговоры разговаривать.

Ах вот как! Со мною, значит — времени перевод, пустые разговоры! А он уже подниматься собирается. Сейчас уйдёт и всё, и более случая не будет!

Я к нему — в два шага, на плечи надавил, меж ног его втиснулся, колени ему растолкал, за руку схватил. Он аж оторопел малость. От такой холопской дерзости. А я ладонь его цапнул, под край накидки на чулочек прижал и вверх тяну.

По гладкой ткани, теплом тела моего согретой. Выше. За край чулочка сатинового. Его ладонь — к себе прижимаю. К телу. Держу и тяну. К себе, на себя, на голое бедро под одеждой.

О-ох… Когда на голой… на абсолютно голой коже… плевать, что тряпки сверху! На моей… нежной, недавно полностью слезшей и заново наросшей… ветром не сечённой, солнцем не жжённой, морозами не мороженной, трудами не обмозоленной… как у младенца — не тронутой… девственной… — чужое… чужая ладонь… твёрдая… шершавая… сильная… чужое прикосновение…

Не чужое! — Его! Моего! Господина! Повелителя, защитника и спасителя. Надежды. Светоча. Хозяина. Меня всего. По обнажённому… по телу и по душе… До дрожи…

Он, как кожу мою, нежную да горячую, под ладошкой почувствовал, сердиться передумал. Смотрит мне в лицо пристально. И я ему прямо в глаза смотрю. Неотрывно. Пытаюсь улыбаться ласково, только не очень-то получается: трясёт меня. От волнения, от ощущений, от взгляда его…

Господи! Слабенький я ещё для таких чувств. В обморок бы не упасть…

Но не останавливаюсь, руку его не отпускаю. Тяну его ладонь выше, дальше, себе за спину. К пояску из ленточки алой, кокетливым бантиком завязанной. Он не видит, но я-то знаю… Тяну. По коже своей. Гладкой, голой, жаркой, трепещущей… по «шкурке с искоркой»…

Отпустил его руку, только когда он ягодицу мою в кулак взял. Сжал и замер. Держит. Крепко. О-ох…

Тут я ему обе руки на плечи закинул.

Касмасутра говорит: «Объятия доверия». Точно: руки мои — вот, на плечах твоих. Ничего не закрывают и не защищают. И не могут, и не хотят. Весь в воле твоей, во власти твоей, в руке твоей… Весь я — открыт и беззащитен перед тобой. Отдаюсь и доверяюсь тебе, господин мой и хозяин…

Он мне прямо в глаза смотрит и вторую свою ладошку под одежду мою, под пончо всунул.

Сразу и далеко. На зад. На мой.

Сжал. В две горсти. Будто когтями. Держит. Смотрит. Дёрнусь ли я? Велико ли доверие моё перед господином моим? А я не шевелюсь, глаз не отвожу, смотрю прямо в зрачки его: «Велико, безгранично». Лишь губы мои… чуть пляшут. Типа: радостная улыбка. Только — очень нервенная. Очень.

А он — проверяет. Прощупывает. Душу мою сквозь тело. Вытерплю ли? Сохраню ли покорность ему? Пересилит ли любовь моя — неудобство да даже и боль? За ради воли его и радости.

Пересилит. Вытерплю. Сохраню.

Ибо нет ничего иного у меня. Ты один. Свет и защита, смысл и надежда. Господин мой.

Сначала вроде поглаживал. Потом мять стал, жмёт всё сильнее. Скалиться начал. Как в две горсти разом… взял да сжал…

Ох! Я и на цыпочки встал. Хорошо — за плечи его держусь, а то свалился бы.

А он дальше играется — одной рукой жмёт ягодицу, другой — пощипывает, покручивает… Пальцами во все места лезет.

О-ох! Меня, конечно, Юлька растягивала. Ой-ей! Но не на три ж его железных пальца сразу! Тут он меня сзади за промежность ухватил. Да нет там ничего! Даже волосиков. О-ой… И спереди — нет. Ну, проверяй. Да хоть всей ладонью. Широкая, твёрдая. А-ах! Словно лопата между ляжек въехала.

Пришлось коленки в стороны раздвинуть. На цыпочки привстать и бёдра развернуть. И — расслабиться. Выдохнуть. Чуть-чуть осесть. Будто на лавке верхом.

Вот он я, господине, весь во власти и в воле твоей. И — «в руцe твоей». Вот уж точно: «весь как на ладони».

Весь. На ладони. Без всяких «как».

Я зачем к нему пришёл — опять целку-недотрогу строить? Вот и не строю. А совсем даже наоборот: предлагаю, дозволяю и приникаю.

У-у-улыбаюсь… О-о-й… А что… резковато… так мне без привычки сейчас всё… у-юй-юй… А что он свою силу не соразмеряет… Значит — разгорелось у него. Ай-ай! Ничего — потерпим, я тут и не такое терпел. Когда кожа слезала, когда в порубе… Ой-ёй… Главное — я ему нравлюсь. Я ему… у-у-уй… интересен. Моему… о-ух! — повелителю и владетелю. Сегодня — моя последняя надежда. Е-е-единственная. Упустить — нельзя. О-ох…

А его разбирает помаленьку. Зрачки расширились. Дыхание частым стало, неровным. К себе тянет.

А я, как бы, руками упираюсь. Не сильно, а так… чуть притормаживаю…

Чисто по мудрости афонских мудрецов: «что легко даётся — мало ценится». Ну, и страшно мне… немножко… А ещё на Руси говорят: «пришло махом — ушло прахом». Я «прахом уходить» — не хочу. Подразню малость. А-а-а… ох…Чтобы со мной «махом» — не получилось.

Так-то мой миленький, никуда ты от меня не денешься. Хоть с Корнеем, хоть ещё с тридцатью наложниками. Я тебе люб. И ты будешь мой. Держись-держись крепче, мни, крути, лапай… Уй бл… Запоминай. Впитывай. Мою нежную кожу на костюмчике для семиграмовой души. Чтобы — ко мне снова захотелось. Хи-хи-ой…

Я даже хихикнул. От волнения.

Тут он меня к себе спиной развернул. Неудобно. Держаться не за что, и смотреть не на что. То я на него смотрю и сам завожусь. А так… вон стол со складнем моим учебным. Мы тут с Юлькой сегодня русским языком занимались… Одежда разбросанная. Так и не прибрались… О-ох, как он ухватил-то. Больно… Но ничего, у Саввушки бывало куда как… больнее. И, главное — страшнее и непонятнее. А здесь-то… Чего тут не понять-то? Хотя, всё равно — страшновато…

А стоять так неудобно. Надо будет его в следующий раз за стол усаживать. Влезть к нему на колени и потом на стол опираться. А то так — неустойчиво. Всё время качает, дёргает в разные стороны. Когда так сильно двумя лапами железными мнут да так хватают, а силёнок у меня ещё… и синяков будет…

Стоп, а где у него вторая рука? О, да он, никак, кушак развязывать собрался. Ишь как его. «Забрало Фоку и с переду, и сбоку». Ага, кушак одной рукой не развяжешь, потом кафтан расстегнуть, потом на рубахе опояску, потом на штанах, потом подштанники… трудись миленький, старайся. Вот оно — «око видит, а… а зуб не неймёт». Пока ты до своего «зуба» доберёшься… Хи-хи… Бедненький.