В Бирюк - Венец [СИ]

Игумен, пребывая в полусогнутом состоянии, держался за живот, пыхтел и пытался от меня отодвинуться. Кучка монахов, стоявшая возле входа в пещеру, сунулась, было, на помощь «отцу духовному», но замерла, опасливо посматривая на покачивающиеся топоры в руках Сухана.

Какие-то неправильные пчёлы. Э…. виноват — монахи. «Блаженны павшие за правду. Ибо войдут они в царствие божие». А эти — не хотят. Входить в царствие. Кинулись бы выручать своего игумена — Сухан бы их тут и положил. И они сразу достигли бы цели своего земного существования. Мучиться-страдать долее не надо. А эти как-то… менжуются.

— В благодарность за спасение епископа, за доброй славы обители сей сохранение, за от разорения и расхищения разбойного избавление, ты, игумен, явишь мне благодарность. В размере тысячи гривен кунских. Серебром ли, златом ли, утварью ли церковной. Пришлю приказчика — он отберёт нужное.

Зачем мне денег? — Ну, вы спросили!

Жванецкий прав: «Деньги не приносят счастье, зато позволяют обставить несчастье с наибольшим комфортом».

Мне это «несчастье», которое у нас «Святая Русь» зовётся, ещё обставлять и обставлять. Хотя бы до «комфорта» минимального прожиточного уровня.

Игумен не мог говорить, а только сопел, но головой начал трясти интенсивно. Отрицательно.

Какие крепкие в вере и в имуществе своём люди подвизаются в святых обителях у нас на Руси!

— С… С-с-со… ох. Сотню.

Молодец! Сразу видно умного человека.

Вчера, когда здесь была власть Жиздора, игумен на такое предложение просто позвал бы стражу. Чтобы уняли дурака наглого. Через пару дней — позовёт суздальских. Для того же. А вот сегодня, пока власти нет, пока бойцы ещё не отошли от рубки, пока в городе идёт законный, «по праву победителя», грабёж… Можно нарваться на «с необратимыми последствиями».

— Я не торгуюсь. Ибо не умею. Но твёрдость твоя в заботе о процветании вверенной обители внушает уважение. Поэтому обещаю тебе поток богатых вкладов. Множество. Богатейших. Кои не только восполнят убыль в закромах твоих, но и переполнят оные.

Игумен, наконец, выпрямился и смотрел хоть и опасливо, но вполне твёрдо. Я доверительно толкнул свежий инсайд в качестве обоснования:

— Нынче вечером сюда (я обвёл подземелье рукой) явится Государь и Великий Князь Всея Руси Андрей Юрьевич, прозываемый Боголюбским, с братией — князьями русскими, с епископами и боярами. Дабы поклониться праху предшественника своего, князя Ростислава Смоленского.

Поток новых слов и грядущих событий вызвал крайнее удивление монаха, требовал времени на восприятие. Времени у меня не было. Совсем. Поэтому императивно-конспективно:

— Прибрать, осветить, вычистить. Чтоб ни пятнышка. На лестнице — светильники. Наверху в зале — до блеска. Братию — в парадку. Посторонних, приблудных, ненадёжных — вон. Прохлопаешь — хрип перерву.

Факеншит! Тормозит. Просто словами — эффект не гарантируется. Тогда — развёрнуто, с иллюстрациями. Подтянул за наперсный крест поближе к лицу и, мило улыбаясь, поведал:

— Я хрипы хорошо рвать умею. Зубами. Вот этими. (Клац-клац челюстями перед носом игумена произвело впечатление). Был как-то случай. Пришлось своего князь-волка этому занятию учить.

Дошло? Тогда — медленно, по губам читай.

— Князь-волк. У меня. Выучился. Хрипы рвать. Понял?

Понял. Ну и славно, побежали дальше.

Видик у нас… Все в кровище. «Убил. И съел». Людо-резы и крово-хлёбы. С майна, с упокойников снятого, просто капает. Ободрали мертвяков. А как же без этого? Я ж ну очень хозяйственный!

Только я на Сивку влез, только выехали из монастыря — опять бардак. Нет, ничего особо нового, бардак здесь и сейчас — повсеместно. Кто-то кого-то или что-то куда-то тащит. И не то, чтобы город отдан на разграбление, но людям-то ничего давать не надо, они и сами возьмут. Поскольку уверены в своём праве, исконно-посконном. «Это ж все знают!»

Проблема в том, что я знаю пленника, которого ведут на верёвке какие-то крепкие ребята на хороших конях и в высоких колпаках-шлемах.

— Саням стоять. Бойцам к бою. Стрелы наложить. Палаши в ножнах. Пока.

Толкаю коня, выскакиваю поперёк дороги.

— Мир вам, добрые люди. Хороший день, не правда ли? Все ли здоровы? Может, у кого зубы болят? У меня есть прекрасный зубо-рвач и мордо-прав.

— Мит?! (Чего?!)

«Как много в этом слове…». Это не тюркское «Не?» Не ошибся — берендеи.

— Менни, уважаемый, менни (того). Что за беднягу вы тащите на аркане?

— Э… а тебе какое дело?

— Твоя матушка зачала тебя спьяну, а рожая недоноска, опросталась в выгребную яму? Это там, среди навозных червей, ты обучался вежливости?

— Мит-та?!!!

— Менни, уважаемый, менни. А разговаривать тебя учили ослы и коровы. Виноват, судя по словарному запасу — одни ослы.

Большой могучий воин, предводитель группы из пяти конных особей. Богатырь. Богатый доспех, изукрашенная узда, отличный конь. Но… проблемы с пониманием, коммуникативно-когнитивные нарушения средней степени. Т. е. не вызывают дезадаптации в повседневной жизни, но препятствуют сложным формам интеллектуальной активности. Отчего привычен доказывать свой статус высокорангового самца силовым путём.

И тут — облом. Государство, итить его демократизировать. «Правовое поле», факом его шит. «Поле, русское поле…». Кто ж тебя так? Усеял костями…

Я уже рассказывал о трёх уровнях эскалации. Тебе слово — и ты слово, тебе кулаком — и ты в морду, на тебя саблей — и ты топором. Принцип соразмерности. Такое — между равными. Беда аристократов в том, что они мало времени проводят среди равных. Перед высшими — кланяются, низших — гнобят. Кто этому конкретному чудаку равен? — Десяток степных ханов? С которыми он хорошо, если часов сорок в год общался. Отвечать «соразмерно» навыка нет. А по «Закону Русскому» просто меч вытащить попугать — вира в две коровы.

«Вира» — в мирное время. В походе… Боголюбский обещал головы рубить. Кому-то охота проверять твёрдость его слова?

Особь хватается за саблю. Как ему привычно. И останавливается. Недостаток словаря не означает недостатка боевого опыта. Разворот к сабле, беглый автоматический взгляд опытного воина, оценивающего общую обстановку перед схваткой, а не только противника, показал, что мы здесь не одни.

Их пять — нас девять. Виноват, десять — ещё и Пантелеймон вприпрыжку из монастыря бежит. Хана вам, ребята. Если и главный «взятель» Лядских ворот на поле — надежд у вас нет.

Мои мечники уже перекинули щиты со спины на руку, а лучники вытянули луки из тулов и наложили стрела. Луки не подняты, клинки не вынуты.

«Поднявший меч — от меча и погибнет».

Ну? Кто первый?

Вокруг полно народа, монахи из монастырских ворот смотрят, слуги бежали да замерли, гридни разные оглянулись посмотреть… правду не спрячешь. Так кто первый? Чей клинок первым блеснёт — на того и вина ляжет.