В Бирюк - Венец [СИ]

Он послушно принял очередные пол-полсотки, уже без слёз на глазах, кашля и захлёбывания воздухом.

«Первая — колом, вторая — соколом, третья — залётной пташечкой» — русская народная мудрость. Вот «пташечку» я и наблюдаю.

Взвигнув, когда я игриво ущипнул его за задницу, Всеволод был одет, нагружен мазями и советами по их применению, обещаниями скорого повторения с расширениями, и, хоть и несколько нетвёрдым шагом, в наклонку и раскорячку, направлен к ожидающим его саням.

Уже в сенях я вдруг, типа, вспомнил:

— Сиську Варькину завтра вернуть Боголюбскому.

— Э-э-э… Но, господине… Это ж такие деньжищи! Это ж… великое приумножение имения твоего! Мой господин.

— Вернуть. Понял?

— Д-да. Господин.

Получив очередную дольку моей благосклонности за проявленную понятливость в форме лёгкого щипка за щёчку, он уже направился к выходу, когда я снова остановил его:

— Постой. Куда ж я ключик сунул? А, вот. Я смотрю, тебе моя прикраса как родная на шею легла. Но люди злы, не к чему зависть их дразнить. Дай-ка я сниму. Пока. Как в другой раз сойдёмся — опять надену. А нынче… чувствуешь? Хоть и снят, а остался. След моей власти на тебе. Ладно, беги. Севушка.

Верил ли я Всеволоду? Ну ты спросила. Нет. Действия государя, вообще всякого разумного человека, основывается не на вере, а на знании. Я стремился знать. Чего он хочет, что для него важно, какие люди его окружают. Подправлять, по мере возможности, его цели. Так, чтобы им было место среди моих. Помогать ему в их достижении. Поддерживать в неудачах, радоваться успехам.

Всеволод был умён. И не имел «твёрдых моральных принципов». Более широкие «границы допустимости» давали ему больше свободы выбора. Что заставляло меня быть более внимательным к нему.

Не поняла? Смотри, три великих государя: Мануил Комнин, Фридрих Барбаросса, Андрей Боголюбский. Они во многом сходны. Они не родились государями. Тратили силы на укрепление своих государств. Часто — довольно жёстко. Умны, храбры, энергичны. Укрепляли веру христианскую. Их называли «рыцарственными». Слова и оттенки различны, но смысл один: истинно верующие, истинно благородные. Для всех трёх, хоть и по разному, эта смесь — вера и благородство — стала причиной не только смерти, но и краха.

Всё есть, только «сволочизма» недостаточно.

Вот два других: Генрих II Плантагенет и Салах-ад-Дин Юсуф ибн Айюб. Эти тоже говорили «правильные» слова, специально стремились к тому, чтобы эти слова были широко услышаны. Совершали «правильные» поступки, проявляли «милость к падшим», немало способствовали «укреплению истинной веры». Тоже умны, храбры, энергичны. Их тоже называли «рыцарями». Потому что они старательно, целенаправленно создавали такой образ. Ибо так — дешевле. Так проще достигнуть целей. Оба создали империи: Генрих на Западе — Анжуйскую, Юсуф на Востоке — Айюбидов.

Не фанатики, но прагматики.

Первые следовали целям внутри своих рамок. Вторые — тоже своим целям. Но их рамки значительно шире. А вот «раскраску» они делали «по-благородному».

Всеволод сходен с этими двумя. В РИ ему не хватило сил. В моей АИ я смог помочь ему ресурсами и советами. А дальше он сам, своими многочисленными талантами.

Едва сани и сопровождающий конвой выметнулся со двора, как я повернулся к Охриму:

— Ну?

— Трое. Двое снаружи, один изнутри. Ноготок работает.

Сунь-цзы:

«Шпионы бывают пяти видов: местные, внутренние, обратные, шпионы смерти и жизни. Способы их деятельности — непостижимая тайна. Местные шпионы — из местных жителей страны противника, внутренние — его чиновники, обратные — шпионы противника; если обратные шпионы передают противнику ложные сведения, то это шпионы смерти; возвращающиеся с донесениями, — это шпионы жизни».

Нам до такой детальности далеко. У нас «внутри» — тот, кто постоянно живёт в расположении, «снаружи» — тот, кто смотрит со стороны или временно приходящий. Захват полона и приём просящихся под защиту привёл к тому, что часть этих людей вовлекается в текущую хозяйственную деятельность. Получая необходимую свободу перемещений.

Не сомневаюсь, что на моём дворе есть, как минимум, «глаза и уши» Попрыгунчика и Боголюбского. Не считая каких-нибудь киевских или волынских «мстителей». Этих персонажей надо выявлять и, хорошо бы, преобразовывать в «шпионов смерти».

Моя внезапная, явно неофициальная встреча с Всеволодом, не могла остаться незамеченным людьми, которые, по долгу службы, суют нос в чужие дела. Ожидая активизации агентуры, я велел Охриму принять меры. По сути, наши банные посиделки сработали как приманка для разных… «мух».

Понятно, что вычистить расположение так не получится, но кое-что мы удалим.

— Хорошо. Подымай конвой и коня мне.

Я думал хоть щей похлебать — не успел. В ворота заколотили с криком:

— Открывай! Государево дело!

Ну вот кто бы сомневался. Что «человечек» Боголюбского уже стуканул.

— Здравствуй, Дяка. Что так грозно?

Полтора десятка боголюбовских гридней напряжённо осматривали двор, ожидая, видимо, стаи стрел из каждого тёмного угла и лавы бронированных всадников из каждого птичника.

— Эта… Государь. Да. Велел тебя спешно везть. К нему. Ну.

Хреново. Формула «спешно везти» — одно. «Спешно идти» — другое. «Спешно зовёт» — третье.

Меня, похоже «спешно везут» прямо к Манохе в лапы. Но деваться мне опять некуда, единственный способ — втолковать Боголюбскому, что он… не так понял. Что-нибудь. Что ему нынче под хвост попало.

На Красном крыльце Западного дворца ещё толклась кучка пьяных витязей, но двери были закрыты и света внутри не было. Меня провели через другой вход. Где Боголюбский вновь поразил меня. Способностью воспринимать новое и реагировать на него.

Снова проходная комната перед опочивальней. Где мы вчера так хорошо, душевно с ним посидели. Где я, в начале этой ночи, показывал пукалку.

У дальней двери Боголюбский. В лёгком халате, под которым угадываются наплечники. Наверняка, пододет и остальной доспех. В руках меч. Перед ним, наполовину закрывая его, Асадук с обнажённой саблей. Сбоку два лучника. Луки подняты, наложенные стрелы направлены на меня. Хорошо хоть, луки не натянуты. За моей спиной двое, и дальше в проходе ещё двое, кыпчаков с обнажёнными саблями.

Серьёзно. Хохмочку с пукалкой Андрей оценил. Если все наши встречи будут впредь проходить в таком антураже с таким ансамблем, то… это создаст проблемы.

— Раздевайся.

— Здрав будь, государь.

— Раздевайся. Барахло — туда.

Каждое моё движение напряжённо контролируется всеми присутствующими.

Медленно. Не провоцируя. Снимаю шлем, кладу на лавку. Берусь за пояс и мгновенно все напрягаются — там палаш висит. Спокойно, ребята. Расстёгиваю пояс, тянусь сбросить с плеч ремни портупеи. У присутствующих очередной аларм — там «огрызки» за плечами. Сворачиваю ремни, на лавку. Медленно. Спокойно.