В Бирюк - Венец [СИ]

Он пытался рассмотреть ситуацию прагматически, с точки зрения очевидной выгоды, предложить долю в прибылях, «ты мне — я тебе». Абсолютная уверенность, что в жизни всё можно купить и продать. Вот же — Михалку продали!

Мне это было не интересно. Его слова, обещания, предложения — ничего не значили.

Для него сотня тысяч золотых — «хатынка, садочек, ставочек» в Византии. Мне — не интересно. А здесь такая куча золота — бессмысленная смерть. Потому что найдётся куча молодцов, кто вздумает отобрать. И потому, что её не на что тратить. Это как в «лихие девяностые» попить пивка у «Трёх вокзалов», распахнув у ног чемодан с баксами. И не потратить, и живым не уйдёшь.

«Проклятие размерности» в национально-финансовом исполнении.

Для них там сотня-другая тысяч — уважаемые люди, защищаемые законом. Здесь — всеобщая мишень, вне закона. Мы — нищая страна. Или меняй страну, чтобы быть там одним из многих. Или не лезь под топор всенародной зависти.

Для Всеволода такое «шейное украшение» означало «…ец всему». На «Святой Руси» даже просто пострижение в монахи, пусть и насильственное, закрывает путь к возвращению на княжеский стол. Так будут говорить Стололазу, сбросившего схиму после смерти Романа Подкидыша: «не бывать иноку во князьях».

Вывалился из своей страты — назад дороги нет. Изгой. «Прикладень».

Рабские клейма могут быть почётны. Как боевые шрамы. Если они получены от врагов, захвативших благородного человека в битве или обманом. Здесь такая «прикраса» означает кучу вопросов, объяснений. Что даст презрение и отвращение к святотатцу. Да ещё и трусу. Выбравшему позор церковного вора — ради наживы, принявшему долю холопа — из страха.

Он отрицательно тряс головой, пытался что-то придумать, как-то выкрутиться, увернуться от неизбежной личной катастрофы, гибели всех планов, всей жизни.

Я пожал плечами и пошёл к дверям.

— Собирайся.

— Нет-нет-нет!

— Слуг позвать, чтобы одели?

— Не надо!

Человек более смелый кинулся бы на меня. Хотя я старше, сильнее, тяжелее его. «Кинулся» — без надежды на победу.

Человек более слабый душою или более привычный к фатализму, просто надел бы и будь что будет. «Что — воля, что — неволя…».

Человек более тупой ничего бы не делал, застыв подобно буриданову ослу. Тогда я бы, в самом деле, отвёз бы всю троицу: живого, чуть живого и мёртвого — к Боголюбскому. И пусть разбирается. Разве я сторож государю моему?

Я уже взялся за ручку двери, когда меня догнал звук металлического щелчка.

На полу столь памятного мне по событиям девятилетней давности предбанника, на дорожке, где меня чуть не изнасиловали хором в роли «княжны персиянской», а мне пришлось изображать «проход по-регбистстски», сидел голый Всеволод Большое Гнездо и держал руки у шеи.

Испуганный своим действием, стремящийся инстинктивно закрыть ладонями наглядный знак своего нового статуса. Трясущийся в панике от того, что он сделал, не сделал или сделал неправильно.

— В-вот.

— Когда обращаешься ко мне добавляй «мой Господин». Понял?

— Д-да. Мой господин.

Парень послушно стоял на четвереньках, пока я, задрав его длинные чёрные кудри на затылке, покрутил ошейник. Не дёргался, когда я заставил его откинуть голову в бок, ощупывая его шею. Никакого сопротивления, полная покорность. Так молодой волчок подставляет горло старому матёрому вожаку стаи.

Я бы поверил. Если бы не знал его жизненный путь в РИ. Как он будет дурить и бить разных «матёрых вожаков» стаи здешних рюриковичей.

Как-то, ещё в начале его княжения, он побил коалицию своих противников и поймал рязанского князя Глеба (Калауза). Вся возня шла в рамках Залесья. Но Всеволод становился здесь единственным правителем, это тревожило соседей. Собиралась серьёзная коалиция уже внешних, не местных князей. Зять Калауза, повзрослевший за годы, прошедшие с нынешнего взятия Киева, Мстислав Храбрый чисто по родственному — молодая жена, всего год замужем, все уши прожужжала, высказал Гнезду укоризну:

— Тесть мой у тебя в темнице сидит. Нехорошо это, не по-семейному.

В тему, кроме смоленских, вписался и черниговский Гамзила.

Спаситель и благодетель Гнезда: после захвата Попрыгунчиком в Киеве, Гамзила задержал приехавшего к нему прятаться племянника Боголюбского, сына галицкого Остомысла Владимира. Гамзила провёл обмен пленниками. Почему-то. По доброте души? Всеволод с Безоким получили свободу, жили в Чернигове, пока смерть Боголюбского не открыла им путь в Залесье.

Долг чести, отблагодарить хлебосольного гостеприимного Черниговца…

Всеволод, весь из себя миролюб и добронрав, давний приятель Храброго по «Вышгородской шестёрке», немедленно согласился:

— Твой тесть? Конечно-конечно. Отпускаю. С условием. Чтобы уехал на Юг. Вышгород там, Путивль… Хоть куда.

Калауз ответил:

— Луче еде умру, не иду. (Мне лучше умереть, чем от Рязани отказаться).

И через несколько дней сделал «как лучше» — помер. Чисто случайно, просто совпало. Родственнички вдруг обнаружили, что идти воевать против Всеволода — достойного повода нет. А просто пограбить да разорвать княжество… некошерно. Жадностью отдаёт.

Ещё. Из будущего в РИ.

Гамзила годами поддерживал Гнездо. Спасал, помогал. Дружили они. А потом будто с цепи сорвался: не смотря на всю свою жадность, экономность отправился в самый длинный в «Святой Руси» (2000 км.), и, вероятно, весьма недешёвый, поход. На Всеволода. И был им бит.

Попрыгунчик десятилетиями смотрел на Гнездо дружелюбно и сверху вниз. Был уверен, что это он, старший и умный, манипулирует этим подростком (как его помнил). И только к концу жизни осознал, что это Гнездо им играет.

Ситуация у нас нетипичная для попандопул.

Традиционный попаданец воздействуют на информационную сферу выбранного им для опыления туземного лидера. Например, учит т. Сталина делать самолёты. Или на чисто физическую: грохнем Хлодвига из гранатомёта. Бывают единичные воздействия в эмоциональной среде: насмерть перепугать Николашку грядущим большевизмом, чтобы тот «слил» сербов.

Единичные кратковременные воздействия на устойчивую, уже сформировавшуюся, взрослую психику.

Здесь я вижу юношу с набором его полудетских психологических свойств. Я, примерно, по хроникам, представляю эволюции этой личности. Нужно найти единичное воздействие, которое изменит изменения этой личности.

Часть свойств изменить нельзя: он как был экстравертом, так и останется. Часть — нужно форсировать. Уровень тревожности у него взрослого достаточен. Сейчас — ещё нет. Положение на шкале либерализм-консерватизм — сдвинуть: сотрудничество со мной потребует принятия потока «новизней».