В Бирюк - Чума [СИ]

Надо заплатить народу за обиду (побили при попытке ограбить — очень обидно) и устроить праздник примирения.

Наконец, надо заплатить туземным вятшим. Которые будут говорить с духами и с народом, склонять тех и других к прощению нас, нехороших и кругом виноватых.

Статьи платежа — ежегодные. Точнее: еже-караванные. Как караван идёт — плати. Размер определяется уровнем ощущения душевного несчастья аборигенами. Чем больше товаров они видят, тем более несчастными себя чувствуют.

Причём, речь идёт только битых родах. Что скажут и сделают юрматы и юрми… аллах акбар. В смысле… а я знаю кому они нынче поклоняются? Змее, журавлю, дереву… Типа: сумму платежа юрматам ты узнаешь по курлыканью журавлиной стаи, улетающей в тёплые края.

Кроме перечисленных племенных групп, есть ещё тридцать. Которые тоже могут вылезти на Волгу и потребовать «себе, как людям». Но — больше. Потому что им придётся устраивать богатый той для прибрежных.

Факеншит! Я начинаю любить «серых степных тараканов»! В смысле: кипчаков. Их пятнадцать орд. Но не тридцать три! В каждой орде есть хан. Конечно, он не самовластен, он — «слуга народа». Пожизненно. Просто жизнь иногда бывает… короткой.

«В России абсолютное самодержавие. Ограниченное удавкой».

В ордах спектр шире. Кроме удавки бывает ещё сабля, кинжал, копьё, стрела, яд…

Но нормальный хан хоть как-то управляет своей ордой. С ним можно договориться, есть надежда, что он выполнит обещанное. Даже если и обманет, то он, один. А здесь…

Здесь демократия. Полная. Полторы сотни «благородных родов», с родословными на семь поколений. Все считают себя равными. Аналог польского шляхетства 18 века или аланов нынешнего.

Хуже: у ляхов или алан есть, хоть номинально, общенациональный предводитель. Здесь — все равны и свободны. A priori, ad infinitum и ad verbum (изначально, до бесконечности и буквально).

Предводители выбираются из такого количества «родовитых», что можно найти придурка на любой вкус. По «воле народной». А эта «воля» не обеспечена информацией, опытом.

«Глас народный — глас божий». Не — «голос разума».

— Белая изба? Что за глупость? Не знали и знать не хотим. А вот шёлковая занавесочка — хорошо. — Как сделать? — Просто. Саблей. Зарезать прохожего с шёлком. Шёлк — повесить в юрте. Это ж все знают!

Не хочу, чтобы думали, будто я так именно на буляр разозлился.

Это нормальное, повсеместное, родо-племенное мировосприятие. «Все так живут».

Люди — мы. Остальные — животные. Двух- или четырёх-ногие. Мы — потомки алтайской змеи, или иртышского журавля, или джезказганского кулана… — человечество. Остальные — нерассыпавшиеся пока кучки степного мусора. Пожива для настоящих людей.

Такое лечится. Историческим процессом.

Род растёт, превращается в племя, в народ. В многочисленную общность. Обычный человек живёт среди своих. Сородичей, единоверцев, единоязыкцев. Привыкает. Навыки повседневной ксенофобной реакции на «не-людей» слабеют за ненадобностью. При появлении чужака его видят, отличают, но общаются с ним как, примерно, со своим: других стереотипов общения уже нет. Отмерли.

Это путь возникновения «великих» народов. Рост численности, создание однородной, протяжённой, комфортной для своих членов, общественно-культурной среды.

Если к этому моменту «производственные силы» достаточно подросли, то однородность позволяет переходить от натурального хозяйства к товарно-денежному. К национальному рынку. Формируя и сам рынок, и общность людей следующего уровня — нацию.

Процесс превращения «рода» в «народ» можно интенсифицировать. Биологическое родство (общий предок), дополняется брачными союзами с представителями других этносов. Метисы. Которые «наши», но «чуть другие». Единство языка позволят понимать друг друга, общая религия задаёт единый набор ценностей, целостность культуры («одни песни поём»). Наконец — государство. Навязывающее своим поданным единый язык, культуру, веру, закон, образ жизни.

Не здесь. Сбежавшие в эти места в разное время из разных племён роды, имеют разных предков, что подчёркивается. Родовая память — «сокровище», часть души каждого. Конфликт из-за кобылы двухсотлетней давности, между давно сгнившими пра-пра-…, определяют взаимоотношения между живущими.

Отсутствие общей религии провоцирует конфликты между адептами разных богов:

— Наш журавль завсегда вашу змею заглотит. Отдавай отару! А то заклюём!

Роды говорят на разных, восходящих к трём разным языковым семьям — иранской, угро-финской и тюркской, диалектах, находящихся на разных ступенях развития смесей изначально разного состава: «твоя моя не понимай».

Разноверные, разноязычные, разноплемённые роды имеют общее свойство — «непокорённость». Что заставляет их объединяться против любого, кто умножился настолько, что может вздумать покорить.

«Сократить поголовье!». И стая мелких «шакалов» накидывается на подрастающего «волчонка».

Старый чёрт инструктирует молодого в преисподней:

— За этим котлом можешь не смотреть. Если кто и вылезет, то его свои же назад утянут.

Корень в слове «свои». Для чёрта в преисподней, для меня здесь — башкорты — общность. Для них самих — 33 разницы. Не «свои».

Аламуш начинал среди примерно таких же племён прикамских булгар.

Его род не был самым многочисленным. Но у Аламуша были умные предки — «трусливые прихлебатели злобных чужеземцев» — представляли власть кагана среди булгар. Хазарские мечи за спиной предков Аламуша создали традицию подчинения разных родо-племенных групп. «Покорные» присоединялись к правящему роду, усиливали его, становясь народом — «серебряными булгарами». «Непокорённые» — бежали или уничтожались.

Доставшееся Аламушу награбленное руссами на Каспии — обеспечило его «стартовым капиталом». Посольство Ибн-Фадлана — верой, торговый путь «из варяг в хазары» — финансовыми поступлениями, бегство «непокорённых» — свободными землями. А Святослав-Барс, своевременно разгромивший каганат, избавил от главного противника в регионе.

Так, сверху, «от вождя», создавался новый народ. Через два-три поколения десятки булгарских, угро-финских, тюркских, мадьярских племенных групп «переварились» в единый народ — волжские булгары.

Сходно произошло на Руси. Дважды.

Варяги покорили славянские племена. Их ублюдок, Владимир Креститель, опираясь на привычку к покорности, вбиваемую со времён легендарного «восстания Вадима» в Новгороде, на тысячу мечей приведённых норвежцев, объединил Русь «мечом и крестом». Автор «Повести временных лет» отмечает, что славяне перестали называть себя по племенам (поляне, кривичи, северяне…), а используют названия местности (киевляне, смоляне, черниговцы…).