Питер Гамильтон - По ту сторону снов

Это было до того, как отец ушел, и с тех пор ливни много лет поливали дрова. Плесень и грибок съели когда-то крепкую древесину и превратили ее в осыпающуюся труху в плетеной сетке вездесущих лиан.

«Так или иначе, там уже нечему гореть», – подумала Кайсандра.

Она снова посмотрела на темную массу леса за рекой. По-прежнему ничего нигде не двигалось. Она отправила мод-гномам телепатический приказ доставить ей дробовик, который хранился в шкафу на первом этаже. Ну и заодно велела им принести остаток хлеба с кухни. И молока тоже.

Задобрив голодный желудок и положив ружье рядом с собой – холод и тяжесть металла действовали успокаивающе, – Кайсандра устроилась поудобнее, готовясь нести свою бессонную вахту.

– Проснись, ты, лентяйка!

Кайсандру немилосердно встряхнули. Она открыла глаза и увидела мать в дверях ее спальни. Та с тревожным выражением худого, морщинистого лица держала дробовик. На дворе было светло – утро, причем уже не раннее, насколько девушка могла судить.

– И что ты собиралась с этим делать? – спросила Серара, крепче сжав ружье и потрясая им. – Пристрелить меня во сне?

– Я видела кое-что, – заявила Кайсандра в свое оправдание.

Она повернулась посмотреть в окно. Лес на другом берегу реки был почти таким же темным в утреннем солнце, как и в полночь. Ни намека на угрозу. Из-за деревьев не вышла маршем армия вторжения страшных паданцев. Никаких огромных штук, летающих над головами.

– Что видела? – усмехнулась ее мать.

Опять тот самый тон, он всегда заставлял Кайсандру рефлекторно втягивать голову в плечи. Раздражение. Презрение.

– Я не знаю, что это было.

Она пыталась подобрать слова – объяснить матери, свидетельницей какого ночного происшествия она стала.

– Давай собирайся. Джулиус уже приехал.

– Что?

Кайсандра ненавидела Джулиуса. Он был одним из братьев Акстена, еще большим чурбаном, чем назначенный ей жених. Мамаша Улвен держала его управляющим одной из скотобоен в Адеоне – еще один семейный бизнес, которым она рулила уверенной рукой.

– А зачем он приехал? – удивилась Кайсандра.

– Наверное, я тебя в детстве слишком часто роняла головой вниз. Ты завтра выходишь замуж, забыла? И наша жизнь станет лучше.

– Я не выйду замуж! – прорычала Кайсандра. – Только не за этого урода!

– А теперь слушай меня, и слушай хорошенечко, неблагодарная маленькая дрянь. Мы должны Мамаше Улвен много денег. Как по-твоему, на что мы с тобой жили в последние годы? Ферма ничего не стоит, если никто не работает на земле. А у меня не хватало на это сил, я должна была смотреть за тобой, ты же носилась целыми днями, точно дикий бусалор.

Гнев Кайсандры весь ушел в потрясение.

– Мы должны Мамаше Улвен?

Она просто не могла в это поверить. Надо быть сумасшедшим, чтобы взять в долг у Мамаши Улвен. Общеизвестный факт! Проценты набегали, сумма росла, выплатить долг становилось невозможно – а сыновья, внуки и племянники Мамаши очень дотошно и решительно вытрясали деньги из должников.

– Почему это? – У Кайсандры проснулись подозрения. – Какие вещи ты покупала? Мы выращивали достаточно еды, чтобы себя прокормить. Всегда.

– Для хозяйства нужно много вещей, которые не растут на деревьях. А твой отец тратил каждую заработанную нами монету на свои дурацкие книги, вместо того чтобы вложить их в дело. Давай сложи свою сумку и соберись сама. Мы с Джулиусом вытащим тебя отсюда силой, если понадобится. Не сомневайся.

– Нарник! – вскричала Кайсандра в ужасе. – Ты покупала у нее свой проклятый нарник, да?

– Не смей меня судить! – закричала в ответ Серара. – Ты не знаешь, как я страдала, с тех пор как твой отец ушел.

– Он вернется.

– Его на хрен съели паданцы, дура! Когда ты уже это поймешь своей дурацкой головой, набитой бессмысленными мечтами? Он умер! Он не вернется. Никогда не вернется. Его душа была даже недостаточно сильна, чтобы навестить нас после смерти. Не настолько уж он тебя любил. Ну, ясно теперь?

Кайсандра бессвязно закричала на свою дьявольскую мучительницу. Ее текин схватил пустую бутылку из-под молока и швырнул ее вперед, прямо в голову матери. Серара развернула ружье и нажала на спусковой крючок – и пропустила удар бутылкой.

Дробовик пробил дыру в потолке. Доски взорвались длинными щепками. Панцирь Кайсандры был не настолько прочен, чтобы их отразить. Она развернулась на месте, ныряя в укрытие. Две острые деревянные щепки чиркнули ей по ребрам, порвали платье и обожгли порезами кожу.

В первый момент больно не было. Кайсандра ошеломленно уставилась на порванное платье. Кровь стала расползаться по ткани. У Серары зияла ужасная окровавленная рана на лбу – там, где ее ударило бутылкой. Женщина машинально потрогала лоб, в ужасе глядя на раны Кайсандры, словно не в силах поверить своим глазам. Они долго молча смотрели друг на друга.

– Вымойся и обработай порезы, – наконец сухо сказала Серара, – чтобы не загноились. Я соберу наши вещи и отнесу в подводу.

Она повернулась и бросилась прочь. Кайсандра услышала, как мать всхлипывает, спускаясь по лестнице.

А что еще оставалось делать?

Обычно Кайсандре нравилось приезжать в Адеон. Всегда приятно вырваться с фермы и оказаться в городе с его большими основательными зданиями, оживленными доками и шумными улицами. Трущобы на окраинах были невелики и не вызывали у нее беспокойства. Но на сей раз, когда подвода въехала в город, Кайсандра желала ему разрушения и смерти. Она проклинала жителей Адеона. Каждый, кто видел подводу (и тотчас же отворачивался), знал, что девушку привезли в ратушу как расплату за долги Мамаше Улвен. Никто из горожан не выразил протест. Они даже не посмели выказать ей сочувствие.

Когда подвода добралась до центра, где улицы были вымощены, она перестала так сильно подскакивать на ухабах. Кайсандра провела большую часть поездки, морщась от каждого толчка. Но боль от воткнувшихся в нее щепок не шла ни в какое сравнение с душевной болью. Подвода пересекла перекресток. Одна из улиц вела к центральной площади, где возвышалась ратуша с ярко-красными кирпичными стенами и окнами в белых каменных переплетах – на целых два этажа выше всех остальных зданий. Ратуша, куда ее завтра отвезут и обрекут на жизнь, полную страданий. Если у них получится. Она чертовски хорошо знала, что окружной регистратор ей не поможет. Церемония совершится вне зависимости от того, сколько раз она скажет «нет».

– Ты продала меня, как шлюху, – сказала она матери с каменным выражением лица. – Можешь гордиться.

– Послушай-ка, – сказал Джулиус с передней части подводы, откуда он управлял мод-лошадью, отдавая телепатические команды, – тебе неплохо бы проявить уважение, когда ты разговариваешь со своей матерью. И к Мамаше Улвен тоже обращайся с почтением. Она делает тебе одолжение.