А. Дж. Риддл - Холодный мир

Прошлой ночью я был готов драться за свою жизнь, а этой – за жизнь каждого человека на Земле.

А чтобы у меня хватило сил, нужно поспать.

Я сосредотачиваюсь на дыхании и выключаюсь за считаные секунды.

Когда раздается стук в дверь, я нахожусь на грани между сном и бодрствованием. Я настолько парализован усталостью, что мне кажется, будто бы на мне лежит тяжеленный матрас, который я никак не могу сдвинуть. Тем более я не могу встать и подойти в двери.

– Войдите. – Мой голос звучит слабо и отстраненно.

– Простите, если помешал, – начинает говорить Фаулер, входя в комнату, но тут же останавливается. – О, вы спите?

– Вроде того, – отвечаю я, перекатившись на бок и пытаясь встать.

– Это правильно – вам это нужно. Я буду краток.

Я открываю брошенную им на постель папку. Это личное дело доктора Эммы Мэттьюс, доктора наук, генетика. Она – командир МКС. Ожидая увидеть типичный для НАСА портрет астронавта в скафандре, без улыбки смотрящего в камеру, я с удивлением его не обнаруживаю. Вместо него есть фотография, сделанная, по-видимому, перед отлетом. На ней она, улыбаясь, сидит за столом и, похоже, рассказывает шутку. Даже по фотографии я чувствую, насколько эта девушка полна энергии. Как ребенок в первый день в летнем лагере, она буквально сияет из-за своей страсти к жизни.

Просмотрев ее биографию, я замечаю, насколько похожи наши с ней жизни: никогда не были в браке, нет детей, посвятили себя научной области, к которой проявили интерес еще в детстве, и отдали все силы на достижение поставленной цели. Ее выбор привел ее в космос, меня мой – в тюрьму.

– Я вам рассказывал о командире Мэтьюс в нашу первую встречу. Она находилась на МКС в момент разрушения последней из-за странного солнечного феномена, но смогла выжить.

– Как?

– Инстинкты, немного таланта и огромное количество удачи.

– А она…

– Все еще там? Да.

– И каков план?

– Ну, изначально мы хотели вернуть ее на Землю после того, как запустим вас. – Фаулер отодвигает стул и садится. – Но мы подзадержались.

Он протягивает мне вторую папку, в которой я вижу фотографии с капсулой, теряющей давление, а также капсулой на фоне черного космоса, но через пробоину виднеется кусок ткани, как будто подушка выбивается через дырки в старой наволочке.

– Ее капсула повреждена космическим мусором.

Я киваю, понимая, куда он клонит. Она не является нашей целью, я не должен все это слушать ради того, чтобы справиться с собой, справиться с нашей миссией. Чтобы спасти миллиарды людей на Земле. Но все, что я делаю, – это тихо жду. Что-то в ней есть, в ее фотографии, – какая-то внутренняя энергия.

– Джеймс, в этой миссии все поставлено на карту. Стоит нам запустить все компоненты для кораблей – и все! Мы не сможем вернуть ее назад до тех пор, пока у нее не кончится кислород. – Опустив взгляд, Фаулер изучает свои туфли. – НАСА, Европейское космическое агентство, Японское агентство аэрокосмических исследований, Роскосмос – мы разослали всем приказания изготовить больше двигателей, больше модулей, капсул – называйте, как хотите. Правительства открывают свои чековые книжки, пока они у них вообще есть и пока банки обналичивают чеки, оживились частные подрядчики. Мы делаем все возможное, чтобы продолжить запуски вне зависимости от того, что вы найдете, но нам нужно время, а у Эммы Мэтьюс этого времени нет. Подводя итог, скажу: мы отправили ее туда, но не можем ее спасти.

– И вы пришли, потому что думаете, что это могу сделать я.

– Возможно. Мы не знаем, что будет после начала запусков. Артефакт, или что бы это ни было, может разметать элементы кораблей как ветер, стоит только им взлететь. Но может и проигнорировать их, как он поступил с последней нашей отправленной капсулой, так что это довольно многообещающе.

– И как мы поступим – гипотетически?

– Гипотетически мы ничего менять не будем. Отправим компоненты корабля на низкую орбиту и будем ждать.

– Ждать, что какая-то из наших капсул окажется рядом с ней?

– В точку.

– И вы уже поговорили об этом с каждым членом команды?

– Да. Но факторов риска очень много: стыковка, взятие на борт второго члена команды. Ну и очевидно, что ее спасение – это не цель миссии.

– Что нам делать, если мы ее спасем? – Я тут же поправляюсь. – После того как мы ее спасем? Посадим ее в спасательную капсулу и отправим домой?

– Мы так и предлагали, но комитет проголосовал против. Каждая капсула может нести троих, максимум четверых космонавтов. Если одной из капсул не станет, то как минимум двое из команды не вернутся на Землю.

– Она отправится с нами к артефакту?

– Ей придется. Слушайте, Джеймс, мы оба знаем, что это рискованно и смысл экспедиции совсем в другом. Моя работа здесь, в НАСА, заключается в том, чтобы убедиться, что делается все возможное для защиты тех людей, кого мы отправляем в космос. Поэтому я здесь, и моя работа – задавать вопросы.

Я снова пробегаю взглядом по бумагам, как будто именно сейчас я увижу в них решение своей дилеммы: либо подтверждение необходимости спасти Эмму, либо четкие основания для отказа Фаулеру в его просьбе.

Умом я понимаю, что не должен этого делать. Соотношение риска и возможного успеха явно не в нашу пользу. В ходе нашей экспедиции должно определиться, продолжит ли существовать человеческая раса или нет. С такими ставками нет никакого смысла идти на необязательный риск. Именно так во мне говорит ученый, но правда в том, что я не могу бросить Эмму Мэтьюс умирать. Я не такой, и она явно не заслуживает такого конца.

Так что я возвращаю Фаулеру бумаги со словами:

– Я в деле.

Проснувшись, я чувствую себя так же, как после сна в той сушилке в тюрьме: раздраженным, разбитым и словно одурманенным.

Спотыкаясь, я добираюсь до общей ванной и кое-как бреюсь, потому что не знаю, когда мне это удастся сделать в следующий раз. Посмотрев на свои покрасневшие глаза и осунувшееся лицо, я с уверенностью могу сказать, что за последние два дня постарел на десять лет.

Раздается стук в дверь – это два ассистента из НАСА, которые будут сегодня со мной на всех этапах подготовки к старту.

Мне все кажется нереальным. Через пару часов я полечу в космос и сейчас стараюсь унять свои нервы и сконцентрироваться, потому что, как известно, страх грядущего гораздо хуже самого грядущего. Довольно давно я выработал свой способ успокаивать нервы: я говорю сам себе, что это будет пробный вариант, а в данный момент все не по-настоящему. Таким образом, между сознанием и окружающей действительностью формируется защитный барьер.

Ассистенты приводят меня в зал, гораздо больший, чем комната для совещаний. Руководство – вице-президент вместе с сенатором, которого я видел на ТВ, – и видные специалисты из НАСА с угрюмыми лицами стоят на возвышении. Меня приводят в первый ряд, где я и стою до тех пор, пока рядом не оказываются трое других американцев, входящих в команду корабля: Дэн Хэмпстед, Гарри Эндрюс и Энди Уоттс.