А. Дж. Риддл - Холодный мир

– И…?

– Мы выиграем время, – говорю я, включая радио. – Понял вас. Нам нужно некоторое время, чтобы подготовить наши данные к передаче. Мы свяжемся с вами.

– А по радиосвязи ты врешь гораздо убедительнее, – удивленно произносит Эмма.

– Врать проще, когда не видишь собеседника.

Больше ни одной передачи от Накамуры не было. Думаю, это говорит о многом.

Новый запрос на соединение приходит через два часа. Я слышу знакомый голос, и это для меня настоящее облегчение.

– Джеймс? Это Лоренс Фаулер. Прошу, ответьте, если слышите меня.

Его голос сейчас – это как глоток воды для человека, целый год шедшего по пустыне. Я кидаюсь к нему, словно он мой маяк надежды или мираж оазиса на самом горизонте.

Тут же нажав кнопку приема, я говорю с энтузиазмом:

– Мы здесь, Фаулер. Очень рады слышать вас.

– Взаимно, Джеймс. Слушайте, нужно решить, как поступить. Очень важно, чтобы именно мы подобрали вас. Тут произошли… определенные изменения.

– Вас понял.

– Мы сделали все приготовления. Посадочные координаты остаются без изменений: это место, где мы с вами впервые встретились. Возьмите широту и прибавьте к ней четвертое число с пятой страницы предполетного брифинга. Что касается долготы, то прибавьте к ней седьмое число с пятнадцатой страницы. Прошу подтвердить получение. Не повторяйте точные координаты.

Я открываю электронную версию предполетного брифинга и по памяти нахожу необходимые числа, после чего открываю карту с GPS. Федеральная Тюрьма Эджфилд находится на 33,76 градуса северной широты и 81,92 западной долготы. Я прибавляю числа со страниц брифинга, и полученные координаты меня немало удивляют. Это место вообще не в США, а в Средиземноморье, на берегу Туниса, и я очень-очень надеюсь, что ввел числа правильно.

– Подтверждаем, Фаулер.

– Прошу прекратить все сеансы связи. Мы ждем вас, Джеймс.

В ту же секунду на связь выходит Накамура.

– Джеймс и Эмма, мы перехватили ваш разговор. Очень ценим попытки Американского космического агентства обеспечить вам безопасную посадку, но повторяем: мы уже совершили все необходимые приготовления, а потому приземление на нашей площадке будет максимально удобным. У нас гораздо больше ресурсов и безопаснее местность вокруг посадочного стола. Пожалуйста, подтвердите получение сообщения и дайте знать, что летите к нам.

Эмма откидывается на спинку стула и вздыхает. Да и я уже начинаю нервничать.

– Слышим вас, Тихоокеанцы. Как вы уже могли заметить, наше судно это самодельная спасательная капсула, сконструированная из отсека корабля «Пакс». Скорость у нас значительно снижена, так что мы сообщим вам о своих возможностях к посадке чуть позже. Кроме того, мы продолжаем перенос данных для последующей передачи – это требует большого количества времени.

– Понимаем вас, Джеймс. Если вы сообщите другие координаты посадки, то мы готовы вас забрать и обеспечить безопасное восстановление. Ваша безопасность и успешное завершение миссии – наша основная задача.

– Успешное завершение миссии? – спрашивает Эмма, выключая связь.

– Данные. Им нужны данные.

– Фаулер о них даже не спросил.

– Он умнее их, и он хочет вернуть нас назад. Если хоть кому-то на поверхности на нас не наплевать – так это ему. И ему можно верить.

– Если веришь ты, значит, верю и я.

– Летим в Тунис.

– И что теперь?

– Теперь мы отдохнем. И постараемся не упасть с неба до тех пор, пока не доберемся домой.

Мы готовимся к посадке. Раскладываем и закрепляем все вещи, рассчитываем вектор для приземления в заданной точке. Проблема не в топливе, а в том, чтобы сохранить целостность корабля.

И в том, чтобы мы остались живы.

Джеймс не выражает эмоций, но я знаю, что он волнуется так же, как и я.

Тихоокеанский Альянс продолжает попытки связаться с нами, но Джеймс им не отвечает. Он думает, так будет лучше.

До посадки еще несколько часов, и мы решаем провести это время вместе. Но мы не играем в карты и не смотрим фильм. Вместо этого мы включаем старую музыку – классический рок шестидесятых или семидесятых годов – и теперь лежим посередине капсулы, смотрим на звезды. Момент прекрасен, но боюсь, это последний раз, когда мне так хорошо.

Очень нежно, не привлекая внимания, он обнимает меня за плечо и прижимает к себе. В такой позе мы и лежим, если так можно выразиться, а точнее, висим в невесомости до тех пор, пока не начинает звучать сигнал тревоги. В отсеке эхом раздается компьютеризированный голос:

– Запущена процедура посадки.

Мы надеваем шлемы и проводим последнюю проверку всех систем своих скафандров.

– Увидимся на Земле, – говорит Джеймс с улыбкой.

– Да, до встречи.

Корабль дрожит. Даже через охлаждаемый костюм я чувствую, как при нашем входе в атмосферу растет температура внутри капсулы. Тепловая защита капсулы должна выдержать, но я не могу не вспоминать тот момент, когда уже была в аналогичной ситуации несколько месяцев назад.

С каждой секундой жар возрастает. Модуль дрожит все сильнее, но когда я бросаю взгляд на Джеймса, то не замечаю ни тени страха на его лице. Это придает мне решимости.

В постоянной тряске и постоянном реве огня по ту сторону капсульной обшивки я совершенно теряю счет времени. Неожиданно наступает тишина – абсолютная тишина. Затем внезапный удар, и в ту же секунду начинают работать тормозные двигатели, пытаясь хоть немного погасить скорость нашего снижения. Мы мчимся к Земле, неотрывно смотря друг другу в глаза.

Двигатели включаются снова, корректируя курс – к счастью, пока автопилот довольно успешно справляется со своей задачей. Еще один толчок, и я чувствую, что ускорение замедляется, а это значит, что развернулся парашют. В последний раз проверив ремни, я вспоминаю, что говорят о приземлении из космоса. Оно похоже на то, как если сначала поезд сходит с рельс, затем происходит автокатастрофа, а в конце ты падаешь с мотоцикла. На деле же все еще хуже.

Через иллюминатор я вижу только синее небо с небольшими вкраплениями белого. А затем внезапно, без предупреждения, раздается такой грохот, какого я никогда не слышала раньше.

И все погружается во тьму.

Сознание возвращается ко мне вспышками, как если бы я смотрела на мир через медленно вращающийся вентилятор. Перед моим взглядом движутся его лопасти, и картинка за ними то появляется, то исчезает. Джеймс здесь, надо мной. Скинув шлем, он что-то говорит, но я не понимаю слов. В ушах все звенит, и мое тело отказывается мне повиноваться.

Я пытаюсь сесть, но ничего не получается, хотя, посмотрев вниз, я замечаю, что мои ремни расстегнуты. Джеймс проверяет мой пульс и, судя по лицу, успокаивается.