Фрэнк Герберт - Машина бытия

Новообретенное знание поддерживало ее, казалось бездонным источником силы.

– Все вдовы у окон всех одиноких домов на Земле – это я, – сказала она и наклонилась вперед. На песке стояла не доктор Франсин Миллар, психолог. Силой мимикрии она проецировала фигуру женщины в домашнем платье, которая, опершись о подоконник, безнадежно смотрела в пустое будущее.

– И вся счастливая невинность, что ищет боли.

Она снова пошевелилась, сбросив с себя груз прожитых лет. И теперь она нашла тонкий ритм слов и движений, который заставил опытных актеров рыдать от зависти, когда они смотрели запись.

– Природа, создающая природный гром, – это я, – напевала она, покачиваясь.

Внутри кабы еще один Жрец потерпел неудачу.

Вокруг царил кромешный мрак, но это все равно что сказать: океан – мокрый. Тьму кабы ни с чем во Вселенной не спутаешь. Она может подавить любое излучение, чтобы создать фон для точных ингибирующих дельта-волн и сформированных гамма-волн. Это называется резьба по личности.

Из этой темноты раздавалось странное гудение, зародыши звука, не имеющие источника.

Жрец-неудачник приближался к смерти. Он сосредоточился на негативных мыслях, позволяя случайной молитве всплыть на поверхность, преодолев грань между бессознательным и сознательным. У некоторых Жрецов эта молитва обладала такой силой, что Конечная психоподготовка не могла подавить ее, не разрушив при этом клетки мозга.

Но каба не могла убивать. Она могла формировать и менять что-либо на субмолекулярном уровне, но не убивать. В программировании кабы с таким упрямым разумом можно было разобраться только одним способом: разум Жреца наполнило ничто, прохладный прилив пустоты.

По комнате растеклись еще звуки: металлический скрежет, резкое потрескивание озона без света. Жрец-неудачник подошел еще ближе к смерти. Металлические руки метнулись туда, куда направляли их сенсоры в темноте, и поместили Жреца в омолаживающий резервуар. Тело с плеском погрузилось в воду. Металлические руки приделали к телу колпачки, электроды, изоляционные панели.

Вскоре активируется сигнальный свет, но осталось еще одно дело. Имя. Оно должно напоминать старое имя, но в достаточной мере отличаться от него, чтобы не натереть мозоли на мертвом прошлом. А в этом Жреце много мертвого прошлого. Нужно избегать многих имен.

Мигнули световые сигналы, установилась оптимальная комбинация звуков. Загудели механические стилусы, выгравировывая на запечатанном омолаживающем резервуаре имя: «Саим».

За пределами кабы загорелся янтарный сигнальный свет. Вскоре его увидит другой человек и вывезет оттуда резервуар. Какой-нибудь Семье придется растить и обучать очередного «ребенка», выглядящего, как взрослый.

Во всем мире были только такие дети. И в каждой кабе , в каждом свитке с переписью Жрецов были перечислены все имена. Имен осталось немного, но они были записаны.

Вернее, все имена, кроме одного.

Его звали Джордж.

«Меня зовут Джордж, – думал он. – Я должен помнить это».

Под собой он ощущал какое-то движение. Ремни приковывали его к носилкам. Он услышал свист турбины, оглушительный грохот роторов. Где-то за пределами накрывавшего его купола бледно-желтого света он ощутил ночь.

«Мы летим», – подумал он.

Впрочем, он не мог быть до конца уверен, что такое полет …

Прошло много времени. Он избегал мыслей о том, насколько много. Это напоминало бездну.

А еще – странные люди.

И резервуар, содержимое которого плескалось и бурлило вокруг него, странно щекоча ему нервы. Да, был резервуар. Это точно.

В поле зрения возникло женское лицо, затмив собой желтый свет. Женщина отвернулась, и он услышал ее голос:

– Он проснулся, Рен.

У этой женщины было имя – Джени . И внешность – молодое округлое лицо, светлые волосы, заплетенные в две длинные косы, голубые глаза с легкими морщинками в уголках. На ней была странная серая мантия в желтую крапинку. Эта мантия имела какое-то значение. «О да… она из Семьи Уист».

Женщине ответил мужской голос:

– Как он на вид, нормально?

– Да.

Обладателя мужского голоса звали Рен. Он был врачом. Темнокожий мужчина с миндалевидными глазами и невыразительными чертами лица. Светло-вишневые крапинки на его мантии свидетельствовали о его принадлежности к Семье Чи.

– Присматривай за ним, – сказал Рен. – Чтобы не шумел.

«Меня зовут Джордж. – Мысль служила своего рода опорой в темноте. – Может, мне промыли мозги?» – задумался он.

Но он опять не мог отыскать значения слова. Он мог думать лишь о воде, бегущей из крана и пенящейся в раковине. «Промыли». А в голове у него было два языка. Один назывался харибским и исходил от Воспитателя. Второй назывался – по-харибски – древнеангл , и этот язык исходил от… Он оттолкнул мысль. Это была бездна Времени.

Однако древнеангл казался легче.

«Промыли, – думал он. – И кран. И раковина. И Воспитатель».

Воспитатель состоял из электродов, колпачков на ушах и глазах, жужжания и вибраций и тряски в мозгах, напоминавшей грохот кубика для игры в кости в чашке. И движения времени.

Время.

Словно гром у него в сознании.

«Меня зовут Джордж», – думал он.

– Дядя, ситуация отчаянная, – сказал Саим. – Нам грозит опасность страшнее, чем… – Он покачал головой, думая, что ничто в их мире не могло послужить адекватным сравнением.

– Мммммммгммммм, – сказал ó Плар.

Он развернул свой дубовый стул с веерообразной спинкой и посмотрел сквозь треугольное окно на ритмический водный сад, где в рассеянном утреннем свете поблескивали плавучие ударные тарелки. Их музыка была настроена на высоту, на которую можно было не обращать внимания здесь, в личном кабинете Жреца-Регента. ó Плар развернулся лицом к племяннику. Саим выпрямился, практически встав по струнке, как любой другой проситель.

ó Плар рассматривал Саима, откладывая хотя бы на мгновение кризис, которого невозможно было избежать. Он увидел еще несколько характерных черт на молодом лице. Тонкие черты, светлые волосы и глаза доминировали над слабым подбородком. Впрочем, подбородок могла бы прикрыть борода, если Саим еще раз переживет Конечную психоподготовку…