Пол Андерсон - Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

— Надо признать, дружище, что женщины на Крите хороши! — сказал Диор. — Правда? И всегда можно найти такую, которая утешит тебя за доброе слово и чашу вина. Дочкам своим я бы, понятно, не позволил разгуливать в таком виде, но для моряка это то что надо!

Большинство женщин носили длинные юбки. Это были обычные горожанки, они тащили покупки, белье, кувшины с водой или ребятишек. Но некоторые носили пышные кринолины со сборками и вышитые корсажи. Корсажи поддерживали, но ни в коем случае не скрывали грудь. Украшения из меди, олова, бронзы, серебра, золота, янтаря, пестрые маленькие сандалии. А такого разнообразия шляпок Рейду не приходилось видеть и на Елисейских полях. Когда ахейские моряки выкрикивали непристойные приветствия, некоторые из женщин хихикали и махали платками.

Диор и Рейд растолковали коменданту порта, что у них официальное поручение к Ариадне. Тот поклонился.

— Разумеется, господа, — сказал он. — Я тотчас же отправлю лодку с гонцом и вы, несомненно, будете приняты завтра утром, — он с интересом взглянул на Рейда. — А покуда не окажете ли честь моему дому?

— С удовольствием, — ответил Рейд. Диору, конечно, хотелось бы провести вечер весело, в приморской таверне, но он был вынужден принять приглашение.

Улицы были без тротуаров, но широкие, довольно ровные и мощеные камнем. На рыночной площади из разноцветных камней были выложены изображения осьминогов и лилий, посередине бил фонтан, у которого под присмотром женщин играли дети. Чистота улиц обеспечивалась сложной системой канализации и дренажа. Рабочая суета походила на афинскую, но в ней было больше порядка, легкости и веселья. Но Рейд заметил на улицах Атлантиды то, чего не было у ахейцев, отвергавших критскую культуру, — лавки с товарами из Британии, Эфиопии, Индии и Испании; наемных писцов, предлагающих свои услуги, архитектора, готового по заказу начертать на папирусе проект дома, школу, из которой выходили мальчики и девочки с восковыми табличками и стилосами в руках (причем не все из них были детьми из богатых семей); поющего слепого старца с лирой в руках…

Как на море осеннем шторм,

Как солнца медное сиянье,

Твоя любовь меня сожгла,

Оставив лишь воспоминанье,

Как на море осеннем шторм.

Вернись и успокой волны роптанье,

Как на море осеннем шторм,

Как солнца медное сиянье…

Дом коменданта порта оказался большим, просторным, с двумя дворами. Стены комнат были расписаны фресками, изображающими животных и растения в критском стиле, ярком и реалистичном. Полы по всему дому затерты цементом и застланы циновками, обувь полагается снимать у входа. Мебель восхитила бы Памелу: деревянные сундуки, кровати и стулья, круглые столы с каменными столешницами, кувшины, светильники и жаровни причудливых форм, тонкой работы и приятной расцветки. В нише — терракотовая статуэтка Богини в облике Матери Реи. Перед обедом члены семьи совершили омовение и, встав на колени, попросили у Богини благословения.

После застолий у Эгея Рейд наслаждался искусно приготовленными дарами моря, овощами, белым хлебом, козьим сыром, медовыми лепешками на десерт и отменным вином. За столом поддерживалась обычная беседа, как во всяком цивилизованном обществе: хозяин интересовался вопросами астрономии и естествознания и не возражал, когда в разговор вмешивались жена или дети. Допьяна никто не напился, а в отведенных помещениях гостей не дожидались молодые рабыни. (Хотя рабство было распространено по всей Талассократии, по земле Атлантиды должны были ступать лишь свободные люди. Служили здесь обычно дети бедняков за кров и пищу, а девушки еще и за приданое).

С трудом уместившись на маловатой для него кровати, Рейд размышлял: почему вышло так, что кефту, охранявшие мир и законность, развивавшие выгодную для всех торговлю, такие дружелюбные, чистоплотные, талантливые и просвещенные, оставили память о себе лишь в образе чудовищного людоеда в страшных закоулках Лабиринта? «Ничего удивительного, — подумал он, — ведь пишут хроники и слагают легенды победители».

Дверь он оставил открытой, чтобы было свежее. Была ясная звездная ночь. Но на фоне звезд вырисовывался вычурный силуэт вулкана. Над его вершиной курился дым.

Лидра, Ариадна Атлантиды, прикоснулась ко лбу Рейда.

— Будь благословен во имя Богини и Астериона, — взгляд ее был тревожным.

Он поклонился.

— Госпожа моя, прости чужеземца, он не знает всех правил поведения.

Тишина повисла в удлиненной мрачной комнате. Дверь, единственный источник света, была плотно закрыта из-за дождя. Напротив нее начинался коридор, уводивший в глубину Лабиринта, этого храма-дворца. Мозаика на стене изображала Богиню во всех трех ее ипостасях — Девушки, Матери и Старухи. Изображенные на северной стене люди с орлиными головами и крыльями сопровождали усопшего на последний суд. Картина была выполнена в обычной критской манере, но гораздо мрачнее. Фигуры, казалось, шевелились в колеблющемся свете лампад. С бронзовых жаровен перед ними поднимался дым, хоть и смягченный запахом сандалового дерева, но все равно щекочущий ноздри.

— Присаживайся, если хочешь, — верховная жрица села на свой мраморный трон, покрытый подушками.

Рейд занял место напротив. «Что делать дальше?» — подумал он. Вчера его и Диора приняли со всеми национальными церемониями. Потом двое жрецов повели Рейда знакомиться с городом, а Диор и Ариадна беседовали несколько часов наедине. Вечером в доме коменданта порта Диор рассказал явно не все: «О, я пересказывал ей наши сплетни. К тому же мне приказано просить помощи у храма, чтобы смягчить договор. Пусть нам позволят держать побольше кораблей для самообороны! И еще наши дела в Эвксинском море, которое критяне не стерегут… С тобой они поговорят с глазу на глаз завтра. А пока, с позволения хозяина, выпьем еще по чаше и отправимся спать».

Рейд внимательно разглядывал жрицу. Ему говорили, что Лидре около тридцати: высокая, статная, стройная даже до худобы, узкое лицо, серо-голубые глаза, нос с горбинкой, строгий рот, сильный подбородок. Блеск каштановых волос начал меркнуть, грудь уже теряла форму, но Лидра все еще была похожа на юную танцовщицу с быками. На ней были юбка колоколом, высокий головной убор без полей на руке красовался золотой браслет в виде змеи. Плечи прикрывала накидка синего цвета. Рейд — бородатый, в ахейской тунике — чувствовал себя варваром.

О чем же она тревожится, что ее взволновало? Однажды Рейд сказал Эриссе: «До наших дней дошла легенда, что убить Минотавра Тезею помогла Ариадна. Нет ли здесь доли правды?» Эрисса пожала плечами: «Я слышала, то есть еще услышу о том, что они сговорились. Одно знаю точно — после катастрофы они вместе совершили жертвоприношение, и она уплыла на его корабле. А был ли у нее выбор? Тезей просто заставил ее, чтобы придать захвату Кипра законный вид. Но до Афин Лидра не добралась. Он оставил ее вместе с другими жрицами на острове Наксос. В отчаянии они отринули истинную веру и предались каким-то мистическим обрядам. Разве это не доказывает, что не было никакого сговора, и что ее не в чем — вернее, будет не в чем винить? «Но я не раз слышал, что Тезей не раз бывал в Атлантиде и они постоянно посылали друг к другу вестников». Эрисса печально улыбнулась: «А почему бы ему лишний раз не поклониться духовной владычице Талассократии? Дед у нее каледонец. Но не тревожься. Еще в юном возрасте ей было видение на горе Иоктас, и с тех пор она всегда называла себя невестой Астериона. После танцев с быками она приняла обеты жрицы — в том числе и обет целомудрия, заметь, — и служила так ревностно, что еще молодой была назначена старшей жрицей. Я хорошо помню, как строга и щепетильна была она в соблюдении ритуалов, как выговаривала нам за ветреность и легкомыслие. Ты должен убедить ее, что послан с добром, а не со злом. Это дело нелегкое, Дункан!»