Пол Андерсон - Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

— Мы так рады вашим мирным инициативам, — сказал Айсинглас при первом знакомстве. — Настолько рады, что даже попросили мерсеян отойти, пока вы будете здесь, несмотря на всю их помощь нам.

— Я заподозрила было, что мы и народ суши — просто пешки в большой игре, — добавила Ольхелер. — К счастью, это не так.

Щеки Флэндри вспыхнули под шлемом. Он знал, как мало альтруизма содержал их поход. Ходили слухи, что Энрике открыто протестовал против предложения Хоксберга и покорился лишь тогда, когда виконт пригрозил ему перераспределением на Плутон. Абрамс, наоборот, одобрял, потому что любой шанс добыть новые факты был для него важен. Но оптимистом командующий не был.

Не был им и Бивей:

— Мир с охотниками — это противоречие само по себе. Неужели саблезубые будут плавать рядом с хвостоголовыми? И пока зеленые чужеземцы предлагают нам свою помощь, мы должны принимать ее. Таков наш долг перед нашими городами и перед теми, кто от нас зависит.

— Но ведь очевидно, что пока они поддерживают нас, их противники вынуждены поддерживать охотников, — сказал, Финбрайт, — было бы лучше, если бы и те, и другие пришельцы удалились и дали восстановиться древнему равновесию.

— Не знаю, — продолжал спорить Бивей. — Если бы мы могли одержать полную и окончательную победу…

— Не впадай в искушение, а то проглядишь опасность полного и окончательного поражения, — предупредила Ольхелер.

— Да ну вас в Глубины, с вашим сведением счетов! — воскликнул Зумбой. — Мы опоздаем в театр.

Он грациозно изогнулся и стремительно рванулся вперед.

Флэндри не следил за пьесой, которая разыгрывалась в волшебном царстве Кораллового грота. Он пришел к выводу, что это — новейшая драма, написанная в классической манере. Но таинственность и грация, торжественная музыка, переливы голосов, струнных и ударных инструментов, гармоническое сочетание всех элементов задели его душу. Публика восторженно кричала; зрители подплывали к сцене, но сразу же возвращались на места, а под конец исполнили танец в честь автора и труппы.

Скульптуры и картины, которые он видел, были абстрактными, но они показались Флэндри более привлекательными, чем что-либо, созданное на Земле за последние столетия. Он взглянул на свитки из рыбьей кожи, целиком исписанные масляными красками, и ничего не понял. Их было бесчисленное множество и они, похоже, содержали немало накопленной мудрости.

Затем он занялся математикой и наукой… и едва не повредился в рассудке. Он еще помнил годы учебы, когда подобные премудрости раскрывались перед ним, как цветы, так что здешние достижения он мог оценить по достоинству.

Этот народ (Флэндри не хотелось употреблять курсовикянское название «сираво» в их собственном доме и, конечно же, он уже никогда не назовет их «мортроллями») жил в свете совершенно иной концепции Вселенной, не похожей на его собственную. И хотя у них хватало «проколов» — например, металла у них не было; огня, если не считать вулканических выбросов, они не знали; стекло считалось драгоценным материалом; астрономия находилась в начальной стадии развития; законы движения и гравитации, распространения света были скрыты от них окружающей водой — они сами, своим путем дошли до идей, не просто разумных, но прямиком ведущих в глубины знаний, которыми не обладал человек до Планка и Эйнштейна.

Зрение для них не было основным средством восприятия, как для людей. Видимость под водой сильно ограничивалась. С точки зрения человека, они были близоруки. Оптические центры в их мозгу обладали пониженной способностью обработки информации. С другой стороны, обоняние, осязание, тепловые, кинестетические и другие менее знакомые людям ощущения были развиты отлично. Воздух на поверхности был для них средой враждебной, как для человека — вода. Окончательно справиться с инстинктивным страхом перед ним они еще не могли.

Они относились к воздуху скорее как к соотношению, а не как к пространству. Для них фактом повседневной жизни было то, что пространство не ограничено, но конечно Экспедиции, которые совершали кругосветные плавания, только придавали больший вес и достоверность этому предположению.

И вследствие ограниченной осведомленности подводные математики отрицали бесконечность. Философ, который беседовал с Флэндри с помощью Айсингласа, утверждал, что эмпирически бессмысленно говорить о числе, выше факториального числа N, где N — сумма отличимых частиц во Вселенной. Что можно определять числом, большим, чем это? Подобным же образом он признавал нуль как полезное понятие, относящееся к нулевому классу, но никак не к числу. Наименьшая возможная сумма по знаку должна быть противоположна наибольшей. Вы можете считать от нее до числа N, но если вы перешли за него, то числа будут уменьшаться. Числа на оси располагаются не линейно, а замыкаются по кругу.

Флэндри был не настолько силен в математике, чтобы решить, насколько соблюдалась последовательность всей системы. Как ему казалось — соблюдалась. Иногда наблюдались забавные ситуации в отрицательных, иррациональных, мнимых, приблизительных исчислениях, дифференциальной геометрии, теории уравнений и многом другом; о их земных эквивалентах он не имел совсем никакого представления.

Соответственно выглядела и физическая теория. Квантовая теория космического излучения признавала отсутствие жестких зависимостей между видами пространства. Это вполне соответствовало здравому смыслу — четким разграничениям между водой, сушей и воздухом, — к тому же идея слоистого пространства хорошо объясняла экспериментальные данные и параллельную релятивистскую концепцию метрических отклонений от точки к точке так же, как и волновой механизм атомистики и сверхскорости.

По мнению людей, время тоже не может быть бесконечным. Отливы, времена года, ритмы жизни — все подразумевало Вселенную, в конечном итоге возвращающуюся в свое первоначальное состояние и возобновляющую цикл, который семантически было бы бессодержательно называть бесконечным. Но не имея средств, чтобы с точностью измерять время, философы заключили, что оно, по сути, неизмеримо. Они отрицали одновременность. Как можно говорить о том, что какое-то удаленное событие произошло одновременно с ближним, когда известие о нем должно быть доставлено пловцом чья средняя скорость непредсказуема?! И вновь сходство с теорией относительности было поразительным.

Биология была на высоком уровне развития, включая все ее крупные разделы, в том числе и законы генетики. Физика же, наоборот, была еще в ранненьютоновской стадии, а состояние химии мало чем отличалось от зачаточного. «Но, черт возьми, — размышлял Флэндри, — дайте этим ребятам немного оборудования, приспособленного для использования под водой, и сами увидите, как они поднимутся!»