Артем Углов - Предел прочности. Книга вторая

Следую совету Мо и сажусь за единственный стол, сияющий девственной пустотой. Открываю боковые ящики – ничего. В один из них кидаю липкую конфетку, пускай полежит до лучших времен.

Смотреть здесь особо нечего, поэтому начинаю с любопытством изучать соседние столы: большие изогнутые мониторы, канцтовары, папки – скучный пейзаж обыкновенного офиса. Ан нет, на столе Митчелл замечаю занимательную статуэтку: дикарку с пальмовыми листьями вместо платья и лифчиком из кокоса. На голове яркий венок, сотканный из множества цветков. Она кружится в танце, изогнув стройную талию и заманчиво улыбаясь зрителям.

Если верить госпоже психологу, вещи на столе отражают характер хозяина. Тогда о чем нам говорит статуэтка: Таня – веселая, воздушная, склонная к танцам и кокетству? Пытаюсь краешком глаз наблюдать за движениями Митчелл. Та замечает внимание, легко улыбается в ответ, обжигая пламенем зеленых глаз.

Допустим я прав, тогда что может рассказать деревянная маска, висящая за спиной Борко? Выглядит зловеще: вытянутая, с белыми линиями над пустыми глазницами и парочкой клыков у отверстия, знаменующего собою рот. Новый коллега жестокий убийца и каннибал? Или просто проходил мимо сувенирной лавки и купил первое, что под руку подвернулось?

Увольте, Анастасия Львовна, психология - тонкая штука, не мое совершенно. Тем более, что Самуэль ну никак не подходил на роль пожирателя человечины. Скорее комедийный актер второго плана. Вон он как играет: заламывает руки, умоляет, вытирая несуществующие слезы.

- Сил моих больше нету, - причитает Борко. – Смилуйся, большой человек, забери к себе на наркотики, иначе рехнусь с палачом. Второй месяц безвылазно торчу в кабинете, буковки на клавиатуре нажимаю.

- Это тебе не ко мне, это тебе к майору надо, - снисходительно вещает Мо, а Митчелл весело улыбается.

- Так не послушает. Я человек маленький, незаметный, а ты солидный, с опытом. Приди и скажи, мол усиление надо, один в Сарчево не справлюсь.

- Почему один, у меня через неделю напарник будет, - кивает Мозес в мою сторону, отчего подбородки колышутся холодцом . – Если не обосрется, конечно.

Вот сдалась ему эта туалетная тема. Первый раз может и смешно было, а сейчас раздражать начинает. Так и до прозвища недалеко, вроде засранца или бздуна. В подобном коллективе клички быстро приклеиваются, потом не отдерешь.

- Мозес, хватит уже глупости говорить, - Таня встала на защиту, словно прочитав мое настроение. - Хороший парень, через неделю встречать будем.

И снова улыбка, и снова пламя зеленых глаз.

- Мо, будь человеком, поговори с начальством, - продолжает канючить Борко. - Сколько у вас командировка продлится: две недели, три? А Сарчево - город не маленький, пока зацепки проверишь…

- Подожди, - Мо останавливает поток речи взмахом ладони. – Молодой, выйди за дверь, посиди на диванчике.

Посижу, мне не трудно. Все понимаю: уровень необходимого допуска отсутствует, а затрагиваемые темы носят конфиденциальный характер, напрямую касающийся расследования.

Выхожу в коридор, и сажусь на ближайший диван. Вокруг удивительно безлюдно, даже рыжий усач куда-то запропастился. Впрочем, дверь в его кабинет по-прежнему открыта: вижу край стола и темную поверхность монитора – стандартный офисный набор.

С неожиданной тоской вспоминаю родную казарму. Вот где разнообразие царило: каждая комната свой маленький уютный мирок. К примеру, у нас с Вейзером был салатовый коврик, который путешествовал сам по себе, красивый плакат с Волгой, а еще футболка с автографом популярного певца или идола, как величал его сосед. Расписалась звезда флакончиком с краской. Не объясни Николас смысл желтых разводов, решил бы, что вещь безнадежно испорчена, а так – ценный экспонат.

Но настоящим шедевром комнаты, да и чего греха таить – всей казармы, была картина маэстро Дэрнулуа. Когда перееду, обязательно с собой заберу и за спиной повешу. Пускай коллеги любуются полотном гения, может кто и разглядит обнаженную женщину в скоплении кубиков и квадратов.

Волны ностальгии захлестнули с головой, и я вдруг отчетливо понял, что буду скучать по родной казарме, в которой скоро поселятся незнакомые люди. А те, с кем провел долгих четыре года, разъедутся, кто куда. Неужели и по одногруппникам буду скучать? Да нет, быть того не может. Век бы не видеть толстяка Соми, великого гуманиста всех времен и народов. Забыть про Альсон, которая из милой малышки превратилась в стервозную аристократку с ледяным сердцем. Вычеркнуть из памяти проклятый греческий профиль, не дававший покоя все четыре года. Теперь новая жизнь, новые люди.

- О, Воронов, чего здесь делаешь?

Слышу знакомый голос, оборачиваюсь и точно – Леженец, стоит руки в боки, ухмыляется.

- Тебя о том же хочу спросить.

- Так я это, работать здесь буду, - разводит руками спортсмен, дескать, чего непонятного, - мой кабинет триста пятьдесят два.

Нет… Нет, нет, нет, быть того не может. Это чей-то глупый розыгрыш? Он снова будет моим соседом за стенкой? И мне снова придется слушать бесконечные шутки про задницу? Ностальгию, как собака языком слизала, словно и не было никогда.

- Я тоже… здесь работать, - произношу потерянно, - комната триста пятьдесят три.

- О, соседи значит, - Леженец довольно улыбается. – А у тебя ничего баба в кабинете: знойная, зеленоглазая. Конечно, до моей напарницы далеко, но тоже ничего.

И тут Дмитрия понесло: и ноги от ушей, и грудь, и попа. Вот почему судьба несправедлива? Кому-то в партнеры достается красивая фигуристая девушка, а кому-то толстый, вечно воняющий потом боров. Где здесь правда?

Леженец уже который месяц грезил новой напарницей, забыв про чувства к мужиковатой Арчер. Рассказывал, как объездит дикую кобылицу, усмирит крутой норов. И подход успел найти, осталось дело за малым: уехать с ней в длительную командировку.

Дмитрий еще бы долго разливался соловьем, но тут дверь кабинета за номером триста пятьдесят два приоткрылась, послышался возмущенный женский голос:

- Леженец, тебя долго ждать, где мой коф э ?

- Бегу, бегу, - мигом отозвался спортсмен и подмигнул мне. Дескать, смотри и учись, как сноровистых лошадок обкатывать надо. Я и смотрел в спину спешно удаляющегося спортсмена. Интересно, а кофе он за свои деньги будет покупать, который в отличии от халявного казарменного имеет цену.

- Хорошего дня, Петр? - и снова мои размышления прервал знакомый голос.

- Саня? Нагуров? Только не говори, что тоже здесь работать будешь?

- Не понимаю удивления, - заметил флегматичный Александр. Кажется, его слегка озадачила моя бурная реакция. – Обычная практика: курсантов с группы распределяют в одном отделении. Наши почти все здесь, кроме двух-трех человек.