Артем Углов - Предел прочности. Книга третья

- Зачем убивать, когда ты мне нужен, людям авторитетным нужен, а вот баба скандальная не нужна, сплошная обуза.

Падаю на пол, вижу, как дергаются ноги Марии Луизы, слышу сдавленные всхлипы. И никакого яда не потребовалось, банальное удушение. Подошел сзади, сдавил горло в локтевом захвате – вот и весь сказ.

Я рад был бы закрыть глаза, но те не подчиняются, поэтому наблюдаю последние судороги лишенного кислорода тела, вижу упавшую под стол женщину и уставившиеся в вечность глаза. Малу, дура ты несчастная, почему? Почему так глупо вышло?

- Что с нее взять, одинокая женщина, - высказался как-то по ее поводу напарник. – Вроде красивая, фигура есть, но голос… пробери меня бездна. Да ты и сам его слышал, словно мужик с перепоя. Какие только сплетни про нее не распускали: и про член в штанах, и волосы на груди. Ну и кто после этого в трезвом уме к ней в постель прыгнет? А с пьяными, да с больными на голову ей гордость связываться не позволяет. Вот и выходит, что баба без мужика с катушек слетела.

Другого не сказал напарник, про самое главное, что было в жизни Марии Луиза. Тяжелая генетическая болезнь забрала все: мужа, голос, надежду на повторный брак и детей, осталась лишь названная дочь, в которой души не чаяла, по словам того же Мо. Алиночка то, Алиночка это – младшая Ольховская заполонила собой все внутреннее пространство. Ей жили, ей дышали, а тут вдруг оказия приключилась под названием Петр Воронов, ославившая ненаглядную и единственную Алиночку на весь белый свет. Разумеется, Мария Луиза не стала разбираться в ситуации, когда встал выбор между любимой «дочкой» и неизвестным охломоном с отсталого дикого мира. Виновен по умолчанию.

Все эти мысли, я их даже не подумал: они вспышкой пронеслись в сознании, мигом озарения, словно Малу покидая мир, успела попрощаться. Показала истоки глухой ненависти, которые столь тщетно пытался понять и кажется понял. Стало мне от этого легче, лежа на полу, заглядывая в лицо не молодой, но все еще красивой женщины? Возможно и стало бы, останься она живой, а так сделалось только хуже.

Старик склонился над телом, приложил пальцы к шее, проверяя пульс. Кивнул сам себе, после чего принялся деловито стаскивать штаны с трупа.

- Ты смотри-ка, и вправду баба, - произнес он удивленно.

И свет померк.

Очнулся от легких шлепков по лицу. Открываю глаза: зрачки с трудом фокусируются на плавающих тенях в море белого. В ноздри бьет запах неизвестного химического вещества, вызывающего устойчивое першение в горле.

- А вот и наш гость проснулся, - провозгласил незнакомый голос.

Дергаюсь, пытаюсь встать и понимаю, что плотно зафиксирован на стуле. Головы не могу повернуть в сторону: то ли обруч, то ли шлем сковывает движения. Кожей ощущаю металл на запястьях – это не веревки, скорее кандалы. Меня словно смертника на электрический стул посадили, приковав железом, так что не вырвешься.

- Здравствуй, Петр!

Вижу мужчину перед собой: аккуратная бородка вроде той эспаньолки, что носит Хорхе, выщипанные до тонких нитей арки бровей, чистая ухоженная кожа. Я было решил, что передо мною очередной попугай иномирья, но на лице его нет ни грамма косметики, даже тоником не пользуется, что уж совсем непростительно для следующего за модными тенденциями мужчины. И губы лишены яркой помады.

По левую руку вижу старика, того самого с кем сидел в одной камере, и который опоил неизвестной хренью, парализовавшей двигательные функции организма. А еще он легко, без лишних затей придушил Малу: накормил ужином, а после кончил, прямо за столом

- Как чувствуешь себя, паря? - интересуется, словно заботливый дедушка у внучка.

- Убирайся в бездну, - желаю от души старому хрену.

- Ай-яй-яй, как плохо, - расстроенный старик качает головой. – Нехорошо такое желать, слова силу имеют.

- Нехорошо женщин убивать.

- Зачем защищаешь, плохая женщина была, вздорная. Много через нее проблем мог получить, больших неприятностей. Что тебе смерть одной бабы?

- А это уж мне решать, старый козел.

- Зачем так говоришь, зачем оскорбляешь.

- Закончили пустой треп, - вклинивается в диалог мужчина с тонкими бровями, - у меня времени в обрез, перейдем сразу к делу… Он как, в состоянии адекватно воспринимать реальность?

Последний вопрос адресовался неизвестному за моей спиной. Ответа я не услышал, а тонкобровый его получил, в виде кивка головой или может какого другого утвердительного знака, поэтому продолжил:

- Как давно находишься в связке с симбионтом?

Что? Симбионт? Это он про марионетку? Как догадались, как успели понять или речь идет о другом? События развиваются слишком быстро, не успеваю соображать, а это слишком опасно, могу и лишнего наплести. Поэтому затягиваю разговор единственным возможным способом из имеющихся:

- Вы, собственно, кто такие?

- Тебя это волновать не должно, - морщится тонкобровый. – Достаточно того, что мы знаем: кто ты, откуда, чем занимаешься и кому служишь. Поэтому отвечай на прямо поставленный вопрос: как давно связан с симбионтом?

- А то что?

Собеседник тяжело вздыхает, поворачивает голову к старику.

- Он не понимает.

- Я же говорил, молодой совсем, зеленый.

- Нет у меня времени, зелень всякую окучивать. Поговори с ним по-свойски, обрисуй вкратце ситуацию, а я минут через пять вернусь.

Тонкобровый исчезает с обзора, уходит за спину. Слышу лязг открываемой двери, до ушей долетают обрывки фраз:

… Марат, там люди пришли, хотят южный… Надо, что-то решать… непонятки никому не нужны.

Говоривший явно взволнован: слова произносит быстро, а то и вовсе глотает. В его эмоциях проскальзывает не страх – самая настоящая паника.

- Не здесь, - резко обрывает тонкобровый.

Марат, значит… запомним.

- Поговорим, паря, потолкуем, - старик отвлекает от чужого разговора. Неожиданно легко для своего возраста присаживается на корточки, и мне приходится тянуть подбородок вниз, чтобы поймать взгляд хитрых, прищуренных глаз. Столь элементарное действие дается с превеликим трудом – мешает движению то ли шлем, то ли обруч на голове. Замечаю иглы, воткнутые в вены локтевого сгиба, наблюдаю склейку двух трубочек с бегущей по ним жидкостью, связку разноцветных проводов, сцепленных меж собой пластиковыми жгутами. Они меня что, к какому-то аппарату подключили?

- Не понимаю…

- Тебе и не надо понимать, - охотно отвечает старик. – Мы знаем про тебя, про твоего брата знаем, что вы оба являетесь носителями симбионтов.

- Кто такие, эти ваши симбионты?

- Помнишь то существо в камере, которое Палача спугнуло? Которое под потолком висело и цокало, что обосраться можно? Вот таких созданий бездны наши «научники» называют симбионтами, люди попроще кличут квартирантами, а твой помешанный брат-сектант величает Предтечами.