Артем Углов - Предел прочности. Книга третья

А вот и главные виновники события – пара вояк в камуфляже песочного цвета. На голове тактические шлемы, раздутые из-за многочисленных аккумуляторов, которые служат одновременно источником питания и дополнительной защитой.

Внутрь встроен настоящий миникомпьютер: крутой и бестолковый. Крутой, потому как ИИ автоматически определяет цели, даже слегка шевелящиеся за укрытием. Имеет встроенный «ночник», бинокль, камеру на триста шестьдесят градусов и кучу прочих «приблуд», которые через два часа становятся бесполезными. Именно на столько времени хватает зарядки девайса, по истечении которого карета превращается в тыкву, то бишь в груду железа.

Поэтому и не берут его в длительные командировки, предпочитая более дешевые и практичные варианты. Да и сноровки шлем требует изрядной.

Камерон как-то сказал, что потребуются годы, чтобы в полной мере научиться пользоваться всеми функциями, не тормозя и не отвлекаясь на постороннее. В это легко верилось, особенно после устроенной курсантам практики. Помнится, пока камеру в интерфейсе нашел, два раза подстрелили. И самое обидное: вторым был свой, напутавший с позиционированием цели.

Не один санти такое на голову не оденет. Хотя о чем это я? Санти как раз и оденет любое яркое и сверкающее, обвешается с ног до головы.

Приглядываюсь к ребятам и понимаю, что здесь другой случай. Десант это: и по повадкам, и по манере держаться, да и по логике.

Стоило пошевелится, как вояки моментально среагировали. Точнее искусственный интеллект обнаружил движение и определил источником потенциальную угрозу – человека. Секунду дула короткоствольных автоматов смотрят на меня, после чего раздается знакомое:

- Снежок!

И следом белоснежная улыбка на черном как смоль лице: на видимой его половине, не прикрытой забралом шлема. Я и сам не выдерживаю, улыбаюсь старому знакомцу:

- Пловец, ты что ли?

Собственный голос болью отдается в висках. В ушах по-прежнему гудит, но уже различаю отдельные звуки, такие как выстрелы на заднем фоне и голос Феликса Джедсона – любителя ночных заплывов по чужой территории. Давненько его не видел, с той самой поры, когда пили под падающим снегом, передавая по кругу закостеневшими от холода пальцами бутылку перцовой. Парня тогда вырубило с непривычки, и крепкий сержант утащил пьяное тело на закорках. Звали того сержанта Крис… Так вот отчего казалась знакомой постоянно звучавшая фамилия.

Золтан, Крис Золтан – тот самый крепыш, который пил с нами и с которым потом обменивались посылками. Мы им перцовку и вино, они нам виски и бренди. После Авосян бухал с ними неоднократно, а у меня как-то не сложилось.

- Вечно черные ребята прикрывают белые задницы, - Феликс потягивает руку, помогая выбраться из небольшого завала.

Встаю на ноги, заодно проверяю целостность тела. Вроде все на месте, только вот скула болит, зараза. Это все скотина санти, хорошенько так приложился крюком с правой. Но ничего, главное зубы на месте, а синяки пройдут.

- Снова нашел неприятности, Снежок? Ничего не меняется в этом мире.

Ничего не меняется - это точно. Феликсу позубоскалить, что воздухом подышать, вон какая рожа довольная.

- Ты все такой же расист?

- А ты все такой же белый?

Демонстративно показываю темные от пыли руки, но пошутить по этому поводу не удается: улыбка вдруг сходит с лица Джедсона. Он весь подбирается и быстрым шагом уходит в сторону противоположной улицы, кивнув в знак прощанья. Похоже прилетело по связи за лишний треп языком. Все верно, они здесь на задании, а не на встрече выпускников. Да и мы вроде как не на прогулке.

Оглядываюсь в поисках своих и обнаруживаю МакСтоуна, полностью слившегося с остатками серой стены. Сидит, покрыты толстым слоем пыли, и взгляд потерянный: не иначе, отходит от случившегося нокаута. Вон и левый глаз практически полностью заплыл. Писанный красавец получился, не налюбуешься.

Справа раздается знакомое басовитое:

- Я же сказал: беречь, как зеницу ока, а ты что?

Герб во всю отчитывал брата, а тот стоял, понурив голову. Сразу и не скажешь, кто из них младший: оба здоровые бугаи.

- Оно как громыхнуло, стены вкривь и вкось пошли, ну я это… струхнул малясь.

Ладонь Герба взмывает в воздух и отвешивает звонкий подзатыльник брату. Я бы от такого леща точно упал, а Левон ничего, даже не пошатнулся. Только ниже свесил голову и обиженно пророкотал:

- Мамке скажу.

- Чего? – не понял Герб.

- Мамке, пожалуюсь, что ты руки распускаешь.

- Я тебе дам мамку. Домой приедем, такого ремня пропишу, на собственный зад сесть не сможешь. Струхнул он… Левон, я что сказал с сигмой делать?

- Сторожить.

- А ты что сделал?

- Оно же это... как бабахнет, и потолок прямо на голову упал.

- Ты чемодан зачем бросил, балбес малолетний?

- Я не маленький, - Левон шмыгнул носом, - мне семнадцатый пошел.

Твою дивизию… Авосян постоянно твердил: младший, младший, но я как-то не придавал значения слову. Казалось, здоровый тридцатилетний мужик с заросшей щетиной лицом, а пацану всего-то шестнадцать. Слышал конечно, что некоторое взрослеют рано, но пока сам не столкнешься, толком не офигеешь.

М-да, накуролесил пацаненок, натворил дел. Если рука у Герба не поднимется, лично приеду и выпорю. Только что-то подсказывало, без меня желающих будет предостаточно, тот же МакСтоун, когда от нокаута отойдет.

Утро следующего дня выдалось тоскливым. На небо набежали тучи: затянул мелкий, не по-летнему промозглый дождик. Так что пришлось накинуть легкую ветровку и прихватить шляпу, до сих пор пахнущую солнцем и пылью. Рука было автоматически потянулась к трости, но нет в ней необходимости. Я даже присел пару раз на всякий случай, потер сустав – нормально все: коленка не горит огнем и не стонет, чего не скажешь о щеке. А виновник всему неизвестный санти, приложивший вчера смачным ударом.

Долго смотрелся в зеркало, шевелил челюстью и проверял зубы на шаткость. Тридцать бойцов были на месте и не собирались покидать рот, по крайней мере в ближайшее время. Еще два находились в зачаточном состоянии ожидая, когда их владелец наберется достаточной мудрости. Долго ждать придется, если судить по последним событиям.

- Что бы я вас еще раз с Томом на дело взял… Да никогда в жизни, - сказал Герб на прощанье и был прав абсолютно. Вчерашнее поведение, не иначе как детским, назвать было трудно: сплошные разборки, препирательства, крики - нашли место и время.

И ведь все прекрасно понимал, но ничего поделать с собою не мог. Когда видел наглую физиономию МакСтоуна, Даллиндж сам в руки просился. И плевать на свою жизнь, на чужую, лишь бы стереть мерзкую ухмылку с аристократической рожи.

В казарме успешно игнорировали друг друга и порою казалось, что неприязнь утихла, а то и вовсе испарилась, но нет: стоило одному делу объединить нас и все дерьмо полезло наружу. И настолько его было много, что в какой-то момент едва не захлебнулись. Я и за оружие готов был схватиться.