Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде

— Мы уедем в Арканзас вдвоем.

— Вирджиния не едет ни в какой Арканзас. Она остается здесь. И тебе нельзя ехать. Это будет означать, что ты бросил жену, а если выедешь на машине из штата, на тебе будет кража в крупных размерах.

— Мне свечи почистить нужно, — сказал он. — Нет такого закона, который запрещал бы мне съездить на заправку, чтобы там покопались в моей собственной машине.

Направившись к двери, Роджер ожидал, что миссис Уотсон что–нибудь скажет или остановит его — может быть, вскочит, налетит и вцепится в него. Но она лишь курила, а Вирджиния так и осталась сидеть безучастной рядом с ней, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Казалось, она погрузилась в свои раздумья.

— Где–то через час вернусь, — пообещал Роджер, обращаясь к жене и надеясь, что она скажет хоть что–нибудь и отпустит его.

Женщины обменялись взглядами.

— Если ты собрался ехать на машине, подвези Мэрион до ее жилья, — попросила Вирджиния.

— Мне нужно что–нибудь взять туда с собой, — сказала миссис Уотсон.

— Простыни, — предложила дочь. — Что там еще? Посуду.

— Если, конечно, можешь дать.

— У меня есть два шерстяных одеяла. Должно хватить. Где наш список? — Вирджиния поискала в бумагах на столе. — Так, тебе нужны полотенца для лица и большие махровые.

Женщины принялись собирать вещи по всей квартире, стараясь ничего не забыть. Роджер остался стоять у двери — он не уходил, но и не помогал им, просто стоял молча, не зная, что делать.

— Думаю, для начала хватит, — рассудительно сказала миссис Уотсон. — Еду в магазине куплю, продукты не клади.

Вирджиния сложила в картонную коробку столовое серебро, тарелки, сковородку, пароварку и солонку с перечницей.

— Снесешь вниз? — обратилась Вирджиния к мужу.

Он взял коробку, отнес ее вниз и поставил в машину. Вирджиния спустилась вслед за ним с матрасом и подушками.

— Возвращайся побыстрее, — попросила она.

Вместе с постельными принадлежностями она поставила на заднее сиденье машины мусорную корзину, наполненную фарфоровой посудой.

— Ты не поедешь?

— Нет, — сказала она. — Мне еще надо в прачечную, твои рубашки забрать.

Появилась миссис Уотсон с чемоданом.

— На телефон, наверное, очередь, — сказала она Вирджинии.

— Ну, мы можем попробовать. Я позвоню, поговорю насчет этого.

Миссис Уотсон открыла переднюю дверь машины и сказала дочери:

— Утром зайду.

— Хорошо.

Вирджиния стояла на тротуаре, сложив руки на груди, и провожала их взглядом.

Когда машина отъехала на несколько кварталов, Роджер заговорил:

— Я не собирался бросать Вирджинию.

Миссис Уотсон ответила:

— Оставь–ка ты лучше эту затею с Арканзасом.

— Я вам правду говорю! — воскликнул он.

— Ты уже был один раз женат, — напомнила ему миссис Уотсон. — Так ведь?

— Да, — не отрицал он.

— Где сейчас та жена?

— Не знаю. Там где–то, на востоке осталась.

— Дети у вас были?

— Дочка.

— Они тебе пишут?

— Нет.

— Как–нибудь помогаешь им деньгами?

— Нет. Она снова вышла замуж.

— Я знала, что так будет, — сказала миссис Уотсон. — Уже тогда, когда впервые увидела тебя. Но Вирджиния не хочет с тобой расставаться. Что ж, это ее дело. Я ей с самого начала сказала, что о тебе думаю.

— Я тоже о вас не очень высокого мнения, — с горечью сказал Роджер.

— Я тебе вот что скажу. Даже и не думай о том, чтобы удрать и бросить мою дочь, да еще сейчас, когда она ждет ребенка. Смирись с этим. Ты останешься здесь и будешь им помогать. Что это за собственное дело ты задумал? Какую–нибудь мастерскую по радиопочинке? А потянешь?

Роджер не отрывал взгляд от дороги.

— По–моему, — продолжала миссис Уотсон, — тебе лучше было бы рабочим куда–нибудь устроиться. Но Вирджиния считает, что у тебя получится открыть небольшую лавку.

— Это не ваше дело, — сказал он в смятении. — Не суйте свой нос куда не надо. Это мы сами решим, я и моя жена. Вас это никак не касается.

— Не смей так со мной говорить.

У Роджера слова застряли в горле.

— Не вмешивайтесь в дела моей семьи, — наконец потребовал он.

— Она моя дочь, — сказала миссис Уотсон. — Я знаю ее очень давно, не то что ты. И меня намного больше, чем тебя, волнует, что с ней будет дальше. Тебе–то лишь бы филонить на какой–нибудь непыльной работенке, где ничего не надо делать. Ты из тех, кого у нас швалью зовут. Что, разве не так? В глубине души ты сам это знаешь. Знаешь, что ты никчемный хвастун. Я говорила дочери, чтобы не связывалась с тобой, но она работала в своих вашингтонских госпиталях, у нее были благородные помыслы — война, инвалидам надо помогать. Если она хочет погубить свою жизнь, посвятив себя тому, чтобы исправить тебя, сделать из тебя что–то путное — что ж, мне ее не остановить. Не сомневаюсь, в один прекрасный день она проснется, и все ей станет ясно. Так или иначе, я приехала сюда с твердым намерением помочь моей дочери, насколько это в моих силах, ведь я всегда ее поддерживала, даже после того, как она за тебя вышла. Я не из тех родителей, которые готовы отвернуться от своего ребенка только потому, что тот пошел против их воли. В Вирджинии нет ничего низкого или дурного, это она по незнанию — у нее, как и у многих, во время войны здравый смысл отключился.

Она сетовала и ругала Роджера на южный резкий манер: обвиняла его бог знает в чем, как настрадавшаяся южанка. И вдруг умолкла, открыла свою большую кожаную сумку и принялась искать зажигалку.

— Не надо на меня так наезжать, — сказал он.

Закурив, миссис Уотсон снова заговорила, но уже как обычно — сухо, сдержанно. Успокоившись, она повела себя скорее по–деловому.

— Пока я здесь, хочу помочь Вирджинии — раз уж ей так это нужно. По–моему, она твердо решила все устроить — чтобы у тебя была эта лавочка по починке. Ну, хочет — хорошо, конечно, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы у нее получилось. Я всегда старалась помочь ей, чем могла. К тебе это не имеет никакого отношения, я делаю это исключительно ради моей дочери Вирджинии.

До Роджера вдруг дошло, к чему она клонит. Он понял, что она готова говорить о том, чтобы дать им денег на открытие магазина. Прежде ему бы такое и в голову не пришло. Это стало для него полной неожиданностью. Догадка как молния пронзила Роджера, его затрясло так, что он чуть не выпустил из рук руль и ехал дальше, не замечая перед собой ни машины, ни улицу, ни сигналы и знаки для пешеходов. И тут уж он сорвался и заорал на миссис Уотсон.

— Не надо мне ваших гребаных денег, слышите? Я не дотронусь до ваших гребаных денег! — Он кричал, насколько хватало силы легких. — Уберите свои мерзкие руки от моего магазина, слышите? Не желаю иметь с вами никакого дела, убирайтесь обратно к себе, живите там, а нас не трогайте. Вы меня слышите? Понятно? Если еще к нам придете, я за себя не ручаюсь, я вам говорю серьезно, миссис Уотсон. Мне наплевать, кто вы и сколько у вас денег, я серьезно вам говорю. Деньги свои вонючие себе оставьте. Это я тоже серьезно. Не нужны они мне. Я открою свой магазин, и никакой вашей помощи мне не надо.