Борис Штерн - Феникс сапиенс [калибрятина]

Кола снова просияла:

— О, я поняла что-то: небо, овцы, облака!

— Да, я сказал: «Плывет по небу белая овечка, за нею белый крокодил, а овечка не боится, знай себе спокойно плывет, и ты, мой маленький, посмотри на облака и успокойся, ничего не бойся и засыпай».

— Поэтично! — сказала Кола. — Колыбельная?

— Да. А ты откуда знаешь эти слова?

— Не совсем знаю, скорее угадываю. Я только что поняла то, что еще не знает никто. Все сходится, овсяница елгоненская и вот эта речь! Язык, на котором говорили твои далекие предки три тысячи лет назад, дал начало всем современным языкам мира! Ваш язык изменился, и все дочерние языки изменились, исчезло прищелкиванье и причмокивание, но некоторые корни остались. Их трудно узнать, но я же ЛИНГВИСТ! — произнесла Кола с ударением и гордо задрала голову. — А можно поговорить с твоими родителями? Я могу сохранить ваш язык для людей!

— Они живут отдельно выше по реке. Вообще-то они избегают чужаков, но если я объясню им, зачем это надо, может быть, и согласятся.

— Послушай, Гудертам, — сказал Сэнк. — Если ты нам поможешь, я навсегда избавлю тебя от земельных агентов. Ты ведь убедился, что я кое-что из себя представляю? Вот и хорошо. Ваша долина — колыбель нынешнего человечества, это мы можем легко доказать. Я выступлю с предложением устроить здесь археологический заповедник. Я представлю проект Международному географическому союзу, там его точно примут. Географический союз толкнет проект выше, в Союз народов, а там любят такие идеи и у них есть деньги — они отвалят денег на заповедник вашему правительству — и дело в шляпе. А ты будешь смотрителем заповедника. Агенты отваляться, поскольку в заповеднике земля неприкосновенна, будут иногда приезжать археологи, но они люди хорошие, тихие и безобидные.

— Красиво излагаешь… Ладно, я помогу вам.

Лагерь устроили в двадцати минутах ходьбы от фермы на берегу реки у пяти густых акаций с зонтичными кронами.

— Абиссинская акация! Впервые в жизни осязаю и вижу вплотную! — воскликнула Кана, проведя ладонью по стволу.

Это место предложил Гудертам — уютная поляна с плотной травой, аккуратно подстриженной его овцами, тень, небольшой береговой обрывчик, речной плес. Расселились по двухкомнатным трейлерам, Алека с Инзором тут же бросились к реке, на ее галечный берег, и исчезли за поворотом. Сэнк с Крамбом и Тримом занялись обустройством «кают-компании»: тент, скамейки, стол, очаг. Лема с Маной развернули кухню и занялись стряпней — люди заслужили хороший плотный ужин. А Кола со Стимом и Каной по­ехали на ферму, чтобы Гудертам отвел их к своим родителям, — больше ни о чем Кола не могла думать; когда Сэнк попросил перенести визит на завтра, она начала греметь утварью и говорить гадости. Пришлось согласиться.

Как только солнце зашло за горы, вернулись Алека с Инзором с небольшими трофеями: обломок каменного топора с просверленной дырой, три черепка, кремневый нож. Колу с компанией пришлось вызванивать к ужину через спутниковый телефон, каковой был с собой у Стима.

— Славные старики! — доложила Кола. — Куда дружелюбней своего отпрыска. Впрочем, я их сразу подкупила обещанием выучить и сохранить язык племени караз. Бодро говорят по-гандийски, не так свободно, как Гудертам, но никаких проблем с пониманием. Рассказали про судьбу племени: они знают 12 чистокровных караз, кроме них самих и сына. Все живут в Будже: две их дочки, двоюродный брат старика (он тоже помнит язык племени), пять племянников и племянниц и еще пара соплеменников с двумя детьми. Жена сына — гандийка, так что внуки — полукровки, дочки тоже женаты на гандийцах. Так что племя стремительно ассимилирует, и протяни мы еще немного — никаких его следов уже не нашли бы. Папа, почему нам все время так везет? Это ты у нас такой везучий или мы все вместе тоже?

— Везет тем, у кого задница от стула легко отдирается, — рявкнул Сэнк. — Кола, ты вот что скажи. Можно ли выяснить по языку историю племени караз: самые ли они что ни на есть исконные аборигены или совсем давние репатрианты, вернувшиеся из Земноморья?

— Если репатрианты, то уж очень-очень давние. Вот этого прищелкивания-причмокивания нет ни в одной языковой группе — скорее всего, оно потерялось до того, как языки разошлись, а разошлись они не позже, чем через триста-четыреста лет после Прародителей. Исключить нельзя, но, казалось бы, совсем нелепо — тут же возвращаться в этот тесный угол, чуть вдохнув воздуха Земноморья! Зачем?

— Разумно. Если племя действительно жило здесь непрерывно, в его фольклоре должно быть много интересного. Кола, вытащи из стариков все, что можно. Например, может быть, в округе есть нечто вроде «Здесь был Поль 2230» — они же должны подобное заметить и отразить в преданиях. У нас самих не хватит пороху облазить все это пространство. Сколько здесь сотен квадратных километров!

— Папа, но у нас есть дроны!

— Да, Стим, это хорошо, дроны увеличат производительность поиска в раз в тридцать. Вместо тридцати лет будем искать год. И будем-таки искать, хоть брюхом все пропашем. Но надо попробовать легкий способ.

И началась рутина. Стим с Тримом лазили по горам, гоняли дроны, делали тысячи снимков. Алека с Инзором патрулировали берег, ковыряясь в обрывах. Потом сосредоточились на одной излучине, видимо, наткнулись на древнюю деревню. «Археологический прилавок» под тентом быстро наполнялся артефактами: топоры к топорам, ножи к ножам, долота, скребки, наконечники, грубые и шлифованные. Однако ничего необычного, все — средний неолит. Кана с Лемой собирали гербарий, устроив сушилку на краю поляны, Кола каждый вечер навещала стариков и по паре часов говорила с ними под запись, училась языку, а Сэнк с Маной проводили время в тени акаций за компьютерами и временами подолгу смотрели на облака, выплывающие из-за западного хребта.

— Очень много оружия — наконечники стрел, копий, — заключила Алека, задумчиво разглядывая прилавок. — Подозреваю, что оружие не охотничье, во всяком случае, не только охотничье. Они же разводили скот, зачем им столько стрел и копий? Неужели они воевали с кем-то?

— Там же явно соседствовали два племени, — ответила Лема. — Помнишь, я рассказывала про геном митохондрий, что Королева-антилопа была из другого племени. Значит, было с кем воевать.

— Два враждующих племени не уживутся в такой долине. Наверное, другое племя обитало где-то за хребтом. Может быть, старики помнят какие-то предания на этот счет?

А старики постепенно разговорились — вспоминали полузабытое. Жена (ее звали Аотанга — вполне гандийское имя) вспомнила легенду про духов предков, разносившихся ветром в виде семян деревьев, но никто не смог ее интерпретировать — то ли это отголосок времен заселения Киньетской долины, то ли некое предвидение исхода Прародителей в мир. Тырдум (это имя явно не гандийское, скорее всего, исконно каразское) вспомнил, что главная вершина Киньети называлась Горой предков, вспомнил и предание, что она седеет от стыда, когда народ племени совершает что-то предосудительное (то, что это снег, догадался Стим). Никаких преданий про войны старики не могли вспомнить. Единственное, рассказали про то, что есть такой героический персонаж: дух Воина-истребителя. Но чем он прославился, рассказать не смогли. На всякие наводящие вопросы о каких-нибудь древних знаках или других окрестных странностях только пожимали плечами. Потом Тырдум что-то смутно вспомнил. Он порылся в ящике стола, достал бумажку с телефонными номерами, нашел номер двоюродного брата, попросил привезти спутниковый телефон.