Алиса Арчер - Невозвратимое

Пожалуйста, Володя… – прошептал Вяземский.

Но Бельский резко его оборвал:

– Хватит соплей. Ты сделаешь это – и точка. Это не так уж трудно. И намного легче, чем тебе было, когда ты убеждал его влезть в аномалию. Все, что тебе нужно, – спустить курок. Если он в таком состоянии, как ты описал, это будет как запустить камнем в голубя. Разве мы с тобой не стреляли голубей из рогаток?

Вяземский закрыл глаза. Он никогда не рассказывал Бельскому, что в детстве ночами плакал из-за тех убитых голубей. Плакал от стыда и раскаяния, от ощущения бессмысленного уничтожения теплых живых созданий. Бельский гордился добычей, а Вяземский просто соглашался с ним, чтобы не потерять его дружбу.

– Ну же, Петр, – продолжал уговаривать его Бельский. – Ты должен постараться, иначе нам не избежать проблем. В конце концов, ты сам заварил эту кашу. И оказался прав. Ты добился своего, вытащил мир из дерьма, но теперь надо убрать за собой. Не принимай это близко к сердцу. Всего один выстрел, и все будет кончено.

«Да, – подумал Вяземский. – Всего один выстрел, и я обрету свободу. От аномалий, от Книжника, от фонда. Но только не от самого Бельского».

– Хорошо, – произнес он твердо. – Я попробую. Я убью Книжника и подожгу комнату Уварова. А потом я поеду домой.

Закончив разговор, Вяземский долго сидел, глядя на увешенные графиками стены. Насколько же проще была его жизнь до появления аномалий. И может быть, когда все закончится, он сможет обрести хотя бы подобие той жизни? Не сразу, но хотя бы со временем.

Он достал из ящика пистолет, подержал в руках. Несколько раз наставил на стену, представляя, как будет целиться в Книжника. Затем решительно вышел из кабинета и поднялся на третий этаж. Распахнул дверь и вошел, держа пистолет в вытянутой руке. Комната была пуста.

Вяземский опустил пистолет и беспомощно завертел головой. Сделал шаг к шкафу, но одумался, вовремя сообразив, что Книжник не стал бы прятаться в шкафу. Он бы просто туда не поместился. Но куда он мог исчезнуть? Если бы он спускался по лестнице, Вяземский обязательно услышал его шаги. Здание было старым, и под весом Книжника ступени скрипели бы на все лады. Значит, он где-то в здании.

Вяземский хотел выйти из комнаты, но вдруг почувствовал, как волосы на голове и теле приподнимаются. Он ощутил взгляд спиной и затылком и медленно повернулся. У окна стоял Книжник. И на этот раз взгляд его был ясен. В нем сквозила насмешка и мрачное злобное веселье. Он сделал шаг в сторону Вяземского, и профессор вскинул руку с пистолетом. Выстрелил. И похолодел. Он снова и снова нажимал на спусковой крючок, но ничего не происходило. Книжник улыбнулся. Сместился в сторону и словно растворился в воздухе. Вяземский ошарашено всхлипнул и, тряся пистолет, начал отступать к двери.

Через секунду Книжник снова появился, и от его безумного чудовищного вида Вяземский заорал. Вместо правой руки из плеча Книжника торчал кривой обугленный обрубок. Лицо было страшно обезображено ожогами: на половине черепа почти не было тканей, вместо глаза зияла дыра. Книжник подошел к профессору и здоровой рукой взял его за горло. Подтащил к стене, с силой вдавил и навис над профессором, обдав его тошнотворным запахом горелой плоти. Дыхание с шумом вырывалось из груди, уцелевший глаз пылал ненавистью. Рука сильнее сжала горло Вяземского и сдвинулась выше, вынуждая профессора задрать голову. Теперь он смотрел прямо в изуродованное лицо Книжника. Он пытался зажмуриться, но страх парализовал мышцы, и у Вяземского лишь задергался глаз.

А потом Книжник начал говорить. Обожженный рот странно кривился, с трудом произнося исковерканные фразы:

– Вам нравится, как я выгляжу, профессор? Должен признаться, это не самая удобная форма для существования, но я не мог отказать себе в удовольствии продемонстрировать вам, что произошло со мной в аномалии. Вы ведь так хотели это узнать. Так смотрите. Я бы с радостью поделился с вами еще и своими ощущениями. Они просто незабываемы.

Книжник зашелся в кашле, и Вяземский с ужасом увидел, что с лица гиганта отвалилось несколько кусков кожи. На обнаженных мышцах выступила кровь, и Книжник резко отвернулся. Хватка на шее ослабла, и Вяземский от неожиданности повалился на пол. А когда поднялся, Книжник снова стоял перед ним – здоровый и невредимый. Профессор устало привалился к стене и закрыл глаза. Бороться с Книжником бессмысленно. Если он выжил после того, что с ним сделал фантом, убить его теперь не под силу даже Бельскому. А для самого Вяземского все будет кончено уже через несколько минут. И он лишь надеялся, что Книжник не станет долго его мучить.

Однако минуты шли, Книжник бездействовал, и Вяземский решился открыть глаза. Комната вновь опустела. На полу рядом с профессором, словно насмешка над его бессилием, лежал пистолет. Вяземский взял его в руки, пытаясь понять, почему оружие не стреляло. И почти сразу увидел, что не снял пистолет с предохранителя. Профессор вздохнул, и, ощущая себя дряхлым никчемным стариком, начал подниматься. Книжник снова оставил его в живых, и в этом Вяземскому виделась горькая ирония. Он вышел из комнаты, размышляя о том, что скажет на это Бельский. И еще о том, что все на свете имеет свою цену. Он спас мир, но наделил монстра сверхъестественными способностями. Создал своего Франкенштейна. И он не знал, как сообщить об этом генералу.

Сознание возвращалось яркими вспышками света, тяжелыми оглушающими волнами болезненных ощущений. Он чувствовал себя так, словно его выпотрошили, вывернули наизнанку, а потом заново собрали, не потрудившись составить части тела в правильном порядке. За глазами пульсировала боль. Ныли мышцы, и во всем теле чувствовалась слабость. Книжник открыл глаза. Незнакомая комната, старая мебель, потолок в хлопьях облупившейся штукатурки. Почему он лежит на полу?

Он попытался вспомнить, как оказался здесь, но не смог сосредоточиться. В памяти всплывали смутные образы – тугие, плотные, словно засахаренный мед. Непроницаемые. Чьи-то голоса, чьи-то лица. Все ускользало. Стоило ему лишь попытаться удержать промелькнувшее видение, как оно таяло, растворялось в белесоватой мерцающей дымке. И почему-то это было ему приятно.

Некоторое время он просто наслаждался пустотой. Самой сутью существования, без оглядки на предыдущий опыт, на невесомые прикосновения призраков прошлого. Минуты истинной безмятежной свободы. А потом начала возвращаться память. Расплываясь в сознании, словно чернила в воде. Заполняя каждую клетку значением и смыслом. Соединяя разрозненные осколки и фрагменты в единое целое, что делало Книжника самим собой.

Молодая женщина плачет в углу комнаты с зарешеченными маленькими окнами. За ее спиной прячутся трое малышей. Она просит, она умоляет его остановиться, но он вновь заносит руку для удара. Лицо ее мужа уже напоминает фарш, и Книжник чувствует, как под рукой разъезжается плоть с кошмарным чавкающим звуком.