Александр Шейнин - Пропавшее ущелье

Из рассказа Бархатова Щербаков узнал много интересного. Открытый еще в конце XVIII века титан почти полтора столетия находился под спудом. После окончания второй мировой войны его было произведено во всем мире только три тонны. Сейчас же в одних Соединенных Штатах Америки вырабатывается около пяти тысяч тонн. И нашей стране этот металл крайне необходим. Он не заменим при строительстве ракетных двигателей, скоростных пассажирских самолетов, химических реакторов, гидротурбин, скорорежущих инструментов. И наконец, титан — это развитие атомной промышленности. Академия наук заинтересовалась записями Полынова и снарядила на Памир специальную экспедицию, в состав которой пригласили и альпинистов.

— Всесоюзный комитет, — сказал в заключение Бархатов, — рекомендует вас, Михаил Георгиевич, как мастера высокогорного спорта. Что касается места для испытания вашего парашюта, то лучшего и желать нельзя! Отвесных скал, откуда можно слететь, сломав себе шею, там более, чем достаточно, — пошутил Бархатов. — Мы надеемся на вашу помощь. Слово за вами, Михаил Георгиевич.

Щербаков не раздумывал долго. Его увлекла благородная цель экспедиции, а то, что Алайский хребет являлся прекрасным местом для практического испытания парашюта, он хорошо знал.

— Я готов, — сказал молодой человек.

— Вот и отлично! — приветствовал это решение Николай Семенович. — Василий Яковлевич, когда в путь-дорогу?

— Сколько вам нужно времени на сборы? — спросил Бархатов Щербакова.

— Могу отправиться хоть сегодня.

— Отлично, завтра на рассвете мы вылетаем.

Василий Яковлевич Бархатов рассказал далеко не все. Экспедиция на Памир была снаряжена после его настойчивой борьбы. Противниками экспедиции оказались не маловеры или отставшие от жизни люди, а весьма уважаемые ученые; они приводили, казалось, разумные доводы против предложения Бархатова, доказывая, что это бесполезная трата времени, сил и государственных средств. Атаки велись ими в двух направлениях. Бралось, во-первых, под сомнение само существование ущелья. Во-вторых, утверждали они, если даже и существовало такое ущелье, то после известных землетрясений на Памире оно исчезло. Василию Яковлевичу запомнился разговор с членом-корреспондентом Академии наук Кулик, бритоголовым, с крупными чертами лица и массивной фигурой человеком.

— Прочел я дневник вашего Полынова, — говорил он Бархатову, — это же фантастика! Слыханное ли дело, чтобы на Памире, среди вечных ледников, росли чуть ли не тропические растения!

— В ущелье, Леонид Сергеевич, — спокойно добавил Бархатов.

— Ну и что из того? Все равно не верю. Галлюцинировал ваш Полынов, мираж выдавал за действительность.

— А Бостандыкский район в Киргизии? На горах снег, а внизу апельсины, фисташки растут.

— Апельсины… А ваш царицынский врач пишет, что он собственными глазами видел кактусы… Где? В горах Памира!.. Пустое ведь это, Василий Яковлевич, согласитесь.

— Район, где путешествовал Полынов, плохо изучен.

— Не убеждайте, все равно не поверю… Путешественники, как охотники, приврать любят…

Неприятный разговор произошел у Бархатова и с другим работником Академии наук.

— Когда открыл свое ущелье Полынов? — спросил он Василия Яковлевича.

— В 1909 году.

— Ну, так этого ущелья давно не существует.

— Почему?

Собеседник напомнил Бархатову о том, что произошло на Памире в ночь с 18 на 19 февраля 1911 года, хотя история эта была ему хорошо известна. В ту ночь все сейсмографы мира отметили страшную катастрофу, разразившуюся в горах. Горные исполины сдвинулись с места, пришли в движение, ломая и сокрушая все на своем пути. До сих пор еще не известны подлинные размеры катастрофы. Удалось установить только, что горы обрушились в ущелье, где протекала река Мургаб. На берегу его находился кишлак Усой. Все жители его трагически погибли, ущелье перестало существовать, остановилось течение реки, каменные громады высотой в тысячу метров образовали естественную плотину, и вода реки стала подниматься на огромную высоту, образовав теперешнее Сарезское озеро, которое очутилось на высоте почти 3 300 метров над уровнем океана. Озеро продолжало расти, оно затопило кишлак Сарез, разлилось в длину больше 70 километров; глубина его в десятки раз превосходит глубину Каспийского моря.

— Где же вы будете искать свое ущелье? — иронизировал этот человек. — Если б оно сохранилось, о нем знали бы теперь.

— Его по-настоящему не искали, — возразил Бархатов.

Ничто не могло ослабить веру Бархатова в успех задуманной экспедиции. Василий Яковлевич понимал трудность и ответственность своего замысла, но не отступал. Последние годы он по заданию правительства занимался разведкой залежей титановой руды в различных горных районах страны и неизменно возвращался мысленно к Памиру, недра которого таят многочисленные месторождения различных металлов. Случайно обнаруженный дневник царицынского врача служил подтверждением того, что поиски надо вести именно на Памире. Пусть кажется фантастичным описание растений ущелья, пусть даже оно погибло во время горной катастрофы в 1911 году, но то, что удалось попутно обнаружить любознательному исследователю, не геологу по образованию, в одиночестве путешествовавшему в горах, убеждало Бархатова в целесообразности экспедиции. Советские геологи, вооруженные всем необходимым, сумеют отыскать нужный металл.

Был ли при этом известный риск? Безусловно. Бархатов не отрицал его, излагая свои доводы в докладной записке на имя президента Академии наук СССР.

И ответ не замедлил себя ждать. Через неделю он лично встретился с президентом и имел с ним продолжительную беседу.

А еще несколько дней спустя Бархатов получил официальное уведомление, что экспедиция разрешается.

Талантливый русский исследователь Памира А. П. Федченко, первым из европейцев проникший в Алайскую долину, добирался из центральной части России до подножия Памирских гор больше двух месяцев. Щербакову понадобилось на это меньше суток.

В Москве накрапывал дождик, было прохладно. Залитый огнями Быковский аэродром в тусклых сумерках зарождающегося дня походил на огромный корабль. Когда самолет стремительно понесся по бетонированной дорожке, это впечатление еще больше усилилось.

Места Щербакова и Бархатова были рядом. Они молча смотрели, как удаляются огни столицы, а когда те скрылись, Василий Яковлевич откинулся на спинку кресла.

— Вы как хотите, — сказал он, — а я думаю еще малость подремать.

Щербаков ничего не ответил. Под монотонное гудение моторов хорошо мечталось. Он задумался над тем, чем же закончится эта необычайная экспедиция, откроется ли когда-нибудь загадка судьбы Полынова? Потом его мысли приняли другое направление. Он подумал о том, что покажут испытания его изобретения.