Мюррей Лейнстер - Избранные произведения в одном томе

На лице Сантоса вспыхнула настоящая улыбка, глаза его стали теплыми и дружелюбными.

— Bueno} Достаточно! — сказал он и импульсивно пожал мне руку. — Вы настоящий друг, амиго, и должны принять участие во всем этом. Но сначала есть кое-что, всего лишь одно небольшое дельце, а затем я буду в вашем распоряжении. Вы принесли батарейки. Превосходно! Самому бы мне их не удалось найти.

Казалось, он был удивлен тому, что я нашел такие батарейки, какие он просил. Их действительно было трудно найти, потому что их уже перестали выпускать.

Но если хотите знать, из всех ошибок, что я сделал в этом деле, батарейки были самой большой, и я до сих пор об этом жалею. Если бы я не принес их в тот день, все могло бы закончиться хорошо.

Сантос исчез на целых восемь дней. Он не появлялся ни в институте, ни в своей лаборатории. Я не знал, где он жил, но достал его адрес и пошел туда. Хозяйка сказал мне, что он упаковал сумки и куда-то уехал. Предупредил, что его не будет примерно неделю.

Уехал он один на такси, а она должна была забирать почту до его возвращения. Я быстренько написал записку:

«Я ломаю голову, не понимая, куда вы вдруг уехали. Свяжитесь со мной, как только вернетесь. Вы необходимы, чтобы построить такой мир, в каком я хотел бы жить».

Я подписал записку и оставил ее хозяйке.

Прошло восемь дней, прежде чем он позвонил мне. И все эти восемь дней я провел в нервном возбуждении.

Вы помните, что в то время писали газеты? Как они устроили настоящее пиршество на костях президента Хондагвы? И, вероятно, вы помните, чем все закончилось — согласно газетам.

Там было написано почти все, а упущенное вы можете дополнить, согласно тому, что я вам рассказал.

Шумиха вокруг Гуттиэреза становилась все громче и конкретнее. Корреспонденты чуть ли не толпами полетели на самолетах в Хаондагву, и впервые за восемнадцать лет тамошнее население осмелилось сказать правду. Это было самое свирепое тоталитарное правительство в мире после Гитлера, не считая правления коммунистической партии.

Но в Хондагве никакой партии не было. Была лишь кучка бандитов, которые захватили власть и держали народ в страхе, давили его и в буквальном смысле слова обескровили.

От привезенных оттуда материалов у людей встали волосы дыбом. И стало ясно, что Гуттиэрез заключил сделку, чтобы спасти свою шкуру и награбленное, а в его багаже, защищенным дипломатической неприкосновенностью, лежали не только народные деньги, но и сбережения нацистов. Газеты тут же взвились до небес, требуя, чтобы с него сняли дипломатическую неприкосновенность и досмотрели багаж.

Затем известная фирма латиноамериканских банкиров заявила, что им была доверена крупная сумма, составляющая много миллионов долларов, для того, чтобы использовать ее на благо Хондагвы и ее населения.

Все ненадолго замолчали, затем взвыли с новой силой. Выходит, Гуттиэрез пытается откупиться частью своего награбленного, чтобы сохранить остальное?

Нью-йоркские газеты всегда славились скандальным характером, и в этом им не было равных. Тогда латиноамериканские банкиры заявили, что деньги были им переданы не самим Гутииэрезом, а комитетом хондагванских эмигрантов, которые были политическими эмигрантами и являлись самыми злейшими врагами Гуттиэреза.

И тут действительно все взорвалось. Президент Хондагвы вылез из своих апартаментов в «Уолдербильте». Администрация гостиницы услышала стрельбу, которую затеяли его охранники, и разбежалась, как кролики. Разумеется, они испугались!

Гуттиэрез хрипло ревел, что его ограбили. Он шел по коридорам отеля с револьвером в каждой руке, и, с пеной во рту, пытался найти грабителей.

Американские детективы, наконец-то поймали Гуттиэреза, который, задыхаясь, лиловый от гнева, клялся, что его багаж украли из номера, прямо под носом у охранников. Он кипел и бурлил, безостановочно ругался и был весь в пене.

Багаж его был доставлен в номер неповрежденным. Он сам проверил это. Возле него день и ночь стояли на страже по два охранника, потому что он не доверял никому. И когда обнаружилась пропажа, охрана была тут же обыскана в его присутствии.

Но из багажа исчезло все до последнего песо, что он привез с собой, и он в ярости ревел, сколько там было миллионов, но ему никто не верил до тех пор, пока не обнаружилось, что указанная им сумма полностью совпадает с той, что была передана банкам для развития Хондагвы. Латиноамериканские банкиры заявили с солидным видом, что это простое совпадение, которое они не собираются комментировать.

Гуттиэрез не успокаивался. Он был уничтожен, дискредитирован, ограблен и опозорен, но жаждал возмездия. Он требовал, чтобы полиция и ФБР нашли грабителей и передали их ему.

ФБР вежливо согласилось исследовать его багаж, и возникла другая трудность.

Гуттиэрез в ярости открыл им все чемоданы и переносной сейф! Но, исследовав их, ФБР обнаружило некоторые документы, которые Гуттиэрез явно не хотел никому демонстрировать. Разумеется, то, что в них было, уже и так стало всем очевидно, но там упоминались некоторые люди — вовсе не хондагванцы, — и из этих документов стало ясно, почему эти люди отважно пытались защитить Гуттиэреза от «клеветы в газетах». ФБР все это очень, очень заинтересовало, но к Гуттиэрезу они относились весьма вежливо.

Его оставили в номере под охраной американской полиции, для гарантии, что ему не станут досаждать. Охрана была еще и для того, чтобы он не покидал номера, ни один, ни со своими телохранителями.

А на следующий день, несмотря на стоявшую у дверей охрану, Гуттиэрез был найден мертвым. Весьма мертвым. Совершенно мертвым. Никто не слышал никакого шума, но вид Гуттиэреза был страшен, лицо его искажала гримаса суеверного ужаса. Однако, умер он не от испуга. Он был просто кем-то убит.

Все эти события заняли неделю. А на восьмой день мне позвонил Сантос. Я взял такси и помчался в его лабораторию. Там я сразу же заметил, что выражение его лица изменилось. Оно стало каким-то мягким и бесконечно спокойным. Таким спокойным, что я с удивлением взглянул на него. Сантос улыбнулся мне.

— Hola, muy mio amigo ! — бодро сказал он. — Que hay ?

Я кашлянул. Внезапно до меня дошла вся правда, и я сел на стул, чувствуя слабость в коленях.

— Вы в последнее время так много говорили по-испански, что забыли — я не знаю его. — Я помолчал. — Ну, теперь вам лучше?

Он кивнул, встревоженно наблюдая за мной.

— Нет, — мрачно сказал я, — я не собираюсь ничего сообщать полиции. Зачем это мне? Я знаю, что сделал Гуттиэрез. Но вы слишком рисковали! Вас же могли убить. Вы понимаете, что вы — единственный в мире человек, который умеет делать диамагнетики?