Николай Дашкиев - Гибель Урании

А что же сам Павел Седых? Как и в первые часы плена, он превратился в младенца, которого не выпускает из рук слишком заботливая мать: спал, ел и снова погружался в сладкое небытие. Видимо, дело было не только в переутомлении. Вполне возможно, в еду и питье добавлялись какие-то препараты, успокаивающие нервную систему.

Юноша проснулся, когда вездеход двинулся с полюса в далекое путешествие по планете.

Сознание было чистым и ясным. Дышалось легко, свободно. Мышцы полнились энергией.

«Где это я?.. Что это со мной?..» — В первое мгновение Павел не мог вспомнить ничего. А потом вдруг перед ним яркой лентой промчались кадры биофильма. Звезда Кейз-Ола… инженер Айт… Царица красоты… Мерзкий урод Кейз — Ол…

На далекой Пирейе, за миллиарды километров от Земли, происходили события, очень похожие на земные. Они заставляли ненавидеть и сочувствовать, сопоставлять и противопоставлять. Забывалось, что это, в конце концов, только очень совершенный кинофильм: хотелось самому встать в борьбе бок-о-бок с инженером Айтом.

Павел уселся поудобнее в кресле, нажал на кнопку.

Знакомо щелкнул фиксатор. Вспыхнул экранчик.

Засвистел в ушах ветер.

И в тот же миг Павел Седых прямо перед собой увидел молодую, полную сил и отваги девушку.

Девушка пела.

Если бы ее спросили, что именно она поет, ей, пожалуй, трудно было бы ответить. Так птица щебечет погожим весенним утром — беззаботная, довольная всем. Девушке подпевали ветер и басовитое гудение газотурбинного мотора.

Блестящая розовая машина, ощеривши никелированные клыки широкой тупой пасти, неслась вперед, буквально пожирая расстояние. Стрелка спидометра ползла все выше и выше и, наконец, застыла возле деления 200.

Толчков уже не чувствовалось. При такой скорости автомобиль почти не касался дороги, превратившись в своеобразный бескрылый самолет.

Этот безумный полет веселил и возбуждал девушку. Она бросила руль, положившись на автоматического шофера. Ветер ерошил ее коротко подстриженные каштановые волосы и, захлебываясь, задорно насвистывал что-то.

Ровная как стол пролегла автострада, казалось, в бесконечность. То, что находилось на обочине, сливалось в мерцающую серо-зеленую полосу. А впереди даль наплывала незаметно, постепенно. Время от времени на горизонте появлялись буквы «Кейз-Ол. Бензин». Они светились на серой полоске бетона, словно вырезанные из бумаги, приближались, становились все ярче… и вдруг, молниеносно растянувшись в длинные линии, ныряли под машину, чтобы сразу же стать белым пятном у оранжевой бензоколонки где-то далеко позади.

Вслед розовой спортивной машине грозили кулаками дорожные мастера и полицаи, сокрушенно качали головами водители. Девушка не обращала внимания. Ей было десять пирейских лет, и юность бурлила в ней, разбрызгивая неисчерпаемую энергию.

И вот девушка глянула на часы и снизила скорость. Теперь ее автомашина перестроилась на предпоследнюю, правую дорожку автострады, и с легкостью балерины настойчиво обгоняла чумазых работяг-грузовиков. Дерзкие шоферы бросали вслед девушке соленые шутки, а она, уже причесанная, с выражением неповторимой серьезности на лице, проезжала мимо, не обращая на них внимания, и лишь иногда лукаво стреляла глазами в какого-нибудь загорелого красавца.

На перекрестке девушка свернула направо, под виадук, и поехала по петляющемуся асфальтированному шоссе в направлении невысокого горного массива. Вскоре она свернула на неприметную боковую дорогу под «кирпич». На знак строгого запрета проезда она не обратила ровно никакого внимания. Впрочем, это не обеспокоило и военный пост у шлагбаума.

— Эй, ребята! Быстро! — крикнула она звонким, веселым голосом.

Шлагбаум мгновенно поднялся. Курносый сержант, широко улыбаясь, отдал честь. Девушка приветливо кивнула ему головой.

Второй пост. Третий. Проволочные заграждения вдоль дороги. И, наконец, путь пересекла высоченная бетонная стена. Возле широких приземистых ворот тускло сверкали стальные колпаки огневых точек. Сторож выглянул через крохотное окошко в сплошной толщине металла дверцы.

Здесь девушке уже пришлось вытащить документы, раскрыть и показать сумочку. Охранники тем временем пристально досматривали машину, и это продолжалось так долго, что девушка начала терять терпение:

— Ну, быстрее! Сколько вы еще будете мучить меня! Надо понимать, что меня оскорбляют такие унизительные процедуры!

Не слушая оправданий лейтенанта, девушка прыгнула в машину и поехала в ворота, которые только что открылись.

Казалось бы, за такими стенами должны скрываться если не бастионы крепости, то хотя бы громоздкие цеха некоего сверхсекретного завода. Однако территория, которую охраняли так тщательно, напоминала больше тихий дачный пригород. Среди яркой зелени белели опрятные, красивые коттеджи и сверкали зеркальными окнами длинные дома атомного стиля. И лишь в конце аллеи возвышалась огромная круглая постройка, увенчанная плоским куполом. Именно туда и ехала дочь академика Торна.

Машина плавно подъехала к монументальной гранитной лестнице. За стеклянной дверью мелькнуло лицо слуги в форме личной полиции мистера Кейз-Ола. А минутой позже выбежал коротконогий толстяк среднего возраста. Он остановился возле машины, достал из кармана грязного комбинезона часы-луковицу и покачал головой:

— Опять.

— Снова, папочка… — с притворной грустью вздохнула девушка.

— Сто пятьдесят в час?

— Двести, папочка.

— Двести! — толстяк всплеснул руками. — Заберу машину! Поставлю на карбюратор защитную шайбу!

— Это нелогично, папочка!.. Ты сам сказал, что скучаешь без меня и считаешь каждую минуту до моего возвращения. Ведь так?

— Да, Тесси, — толстяк подошел ближе, обнял и поцеловал дочь. — Но я буду скучать еще сильнее, если ты разобьешься…

Машину бросили прямо посреди аллеи — видимо, здесь редко кто ездил — и пошли к коттеджу, который едва виднелся за деревьями. Через минуту тихий до сих пор дом наполнился веселым шумом.

Пока девушка фыркала и пела в ванне, академик Торн вместе со старенькой горничной сервировали стол на веранде. По количеству закусок и бутылок, которые выстроились светящейся шеренгой, можно было бы сделать вывод, что готовится целый банкет. Но обедать сели только отец с дочерью.

— Семья в полном составе! — академик налил себе большой бокал, капнул на дно рюмки Тесси. — Выпьем за успехи семьи!

— Выпьем!

Это был неизменный тост академика Торна, символический, как и та шеренга бутылок, из которой никогда не выпивали больше одной, да и то лишь в торжественные дни. Каждой из этих бутылок было столько же лет, сколько и Тесси.