Геннадий Дмитриев - Настоящая работа смелых мужчин

Да и там, в «нормальном» мире, за пределами клиники, люди уже давно перестали быть людьми. Они — те же биороботы, они смотрят сериалы, и воспринимают мир не таким, каким он является, а таким, каким его показывают по телевизору! У них рождаются только те мысли, которые им внушают средства массовой информации, они верят только в те истины, которые вдалбливают в голову представители церкви и власти. Они разучились думать самостоятельно, они все хотят одного — жрать! Их высшая мечта — протиснуться к тому корыту, из которого жрут более удачливые их соплеменники! Это их вы хотели освободить?

Мы молчали, возразить было нечего, мы проиграли, народ предпочел его ложь, нашей правде, в ушах еще стоял гул и рев толпы, в душе царили отчаяние и пустота.

— А, принеси-ка нам, Леночка, коньячку! — крикнул доктор.

Девушка принесла пять бокалов коньяка и какие-то закуски на подносе. Она, как и прежде, молча поставила все это на стол, мило улыбнулась, и ушла. Но улыбка ее была несколько иной, чем прежде. Она улыбнулась нам с чувством явного превосходства, как улыбается госпожа слугам, или королева лакеям.

— Ну, за ваше здоровье, — доктор поднял бокал.

Ни один из нас к своему бокалу не притронулся.

— Зря отказываетесь, — сказал он, — замечательный коньяк, больше нигде вам такого не попробовать, угощайтесь!

— Спасибо, доктор, — проворчал я, — я уже, как-то, попробовал ваше вино.

— А, а, а! — доктор рассмеялся. — Не бойтесь, на этот раз никакого подвоха, коньяк натуральный, безо всяких добавок. Ну, какой мне смысл травить проигравших кандидатов на роль спасителей человечества! Пейте, пейте, не побрезгуйте угощением бывшего вашего узника!

— А, черт с вами! — сказал Николай, и потянулся к бокалу. — Выпьем, каждый за свое!

Мы выпили, выпили залпом, не чокаясь, как пьют на похоронах.

— Ай, яй, яй! — воскликнул доктор, ехидно усмехаясь. — Бутылка этого коньяка стоит тысячу долларов, а вы пьете его, как самогонку, вы бы еще огурцом закусили! И эти люди борются за счастье человечества, а коньяк пить не умеют!

— Не ехидничайте, доктор, — сказал Валерий, — нет у нас повода наслаждаться прелестью коньяка.

— Да, это правда, повода для веселья у вас нет, — тон стал серьезным и жестким. — Вы проиграли, а говорил я вам, что не нужна людям ваша свобода! Сейчас вы были свидетелями истинной демократии, народ сам определил свою судьбу! Нет, я не преступник, как вы изволили выразиться, я их благодетель, я их кумир, я — мессия! Я благороден и честен! Я не буду преследовать вас, побежденных нужно прощать. Вы свободны. Можете идти, сами устраивать свою судьбу. Правда, вы, — обратился он к Николаю и Валерию, — еще не полностью завершили курс реабилитации, но, вижу, что это вам уже ни к чему. Если желаете, то можете оставаться, я обеспечу вас работой, за которую вы будете получать достойную плату, выше, чем те, остальные.

На Вас, — он посмотрел на меня, — уже есть заявка из НАТО, им нужен пилот тяжелого транспортного самолета для работы в Ираке и других горячих точках. И платить Вам будут хорошо, очень хорошо, так что подумайте, прежде чем отказываться. А вас, — он сделал жест рукой в сторону моих друзей, — ждут в ЦРУ. На нашей планете еще есть страны, которые не желают жить по понятиям американской демократии и свободы. Вот вы и будете нести народам истинные демократические ценности. Учтите, что США не жалеют денег на развитие демократии в мире! Вы станете обеспеченными, состоятельными людьми, ну что еще вам нужно? Возможно, и даже очень возможно, что вам придется возглавить правительства тех стран, которые нужно направить на истинный путь — путь демократии и свободы. Не станут же вас, специалистов такого масштаба, использовать как обыкновенных террористов! Для этого хватает других, которые утратили себя, как личность. А вам свою личность удалось сохранить, и это достойно соответствующей должности и оплаты. А Вам, Станислав Викторович, — обратился Вагнер к доктору Архангельскому, — особое предложение. Я предлагаю Вам работать со мной в этой клинике.

— Да, нет, — ответил Николай, — мы уж сами будем устраивать свою судьбу.

— Как хотите, дело ваше, но вы в любой момент можете вернуться, я от своих обещаний никогда не отказываюсь.

— Прощайте, доктор!

— Одну минуточку! — сказал доктор Вагнер. — Оставьте, пожалуйста, документы, которые вы распечатали. Они вам совершенно не нужны, вам никто не поверит, мало ли какой бред можно набрать на компьютере.

— Тогда чего Вы боитесь? Оставьте нам эти документы.

Доктор рассмеялся:

— Боюсь? Да, ничего я не боюсь! Это забота о вашей же безопасности. Если попробуете кому-то что-то доказывать, ссылаясь на эти документы, то вполне можете попасть в клинику для душевнобольных. Увы! Там у вас не будет таких приключений, как в этом городе. Никакой романтики: смирительная рубашка, грязная палата, да неизбежные процедуры — вот и все, чего вы сможете добиться.

— Вы хотите сказать, что отбираете у нас документы только потому, что так заботитесь о нашей дальнейшей судьбе? — спросил я. — Однажды Вы уже допустили утечку информации, и теперь опасаетесь ее повторения.

— Что Вы имеете в виду?

— Вы не стерли из моей памяти то, что я услышал в состоянии клинической смерти!

— Да, ерунда, — засмеялся доктор, — конечно, нужно было стереть, мы поступаем так всегда, если пациент переживает состояние клинической смерти, убираем из памяти все, что с этим связано, так, на всякий случай. Но тогда, доктор Розенфельд получил от меня такой нагоняй, что просто забыл это сделать. Перед выходом пациента во внешний мир мы тестируем память, когда Вы проходили медосмотр перед полетом, я понял — Вы помните все, что услышали из нашего разговора. Но стирать память было уже некогда, процедура эта довольно длительная, а мне не хотелось упускать такой случай, когда еще представится возможность проверить Вашу подготовку на практике!?

— Так это был случай? Только случай?

— И да, и нет. Землетрясение произошло без моего участия, увы, эти силы мне не подвластны, полет на помощь пострадавшим, естественно, тоже был инициирован не мной. Но вот над тем, чтобы вместо командира, который должен был лететь, полетели Вы, пришлось поработать!

— А пожар двигателя на взлете — это случайность?

— Что там сказано по поводу случайности в вашей диалектике? Случайность — это неосознанная закономерность! Но только для того, кто этого не осознает!! А если бы Вы хорошо подумали над тем, что услышали в состоянии клинической смерти, то возможно, и смогли бы отличить закономерность от случайности!

— А если бы я не справился с задачей, если бы мне не удалось посадить самолет? Ведь опять бы погибли люди!