Борис Штерн - Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня!

— Мы постараемся, — ответил за всех Ираклий.

Они меня уже не любят. Они мне уже не верят. Я невезунчик. Даже преждевременный отпуск для них не в радость, тихо ушли, разъехались по домам, Маракканна опустела, Войнович сказал с намеком: «Что-то стало холодать», — и мы с ним решили уйти в спасительный запой. Но по дороге к запою ко мне подошли Гуго и Хуго и шепотом сказали, что председатель Сур опять ищет со мной встречи. Я обозлился, чуть не выронил из-за пазухи две бутылки «Соломона» и наорал на них:

— А почему шепотом? Покойник в доме, что ли?

Ни в чем не виноватые Гуго и Хуго испугались и дали деру. Я кричал им вслед:

— Я еще шевелю ножками! И нечего меня искать, вот он — Я. Пятнадцать минут ходу на «торнадо-кванте», если хочет меня уйти — пусть приезжает, я сам подам в отставку. А мне к нему — некогда, я в запое!

Председателю передали мое приглашение, Сур сказал: «Что ж, я не гордый» — и приехал; но ему, правда, пришлось подождать, пока мы с Войновичем не допили первую бутылку.

— Похоже, он приехал меня уйти, — предположил я.

— Похоже, — согласился Войнович.

— За что? Мы выиграли все три матча.

— Нет. Мы их проиграли. Тебя уйдут за то, что ты невезунчик.

— Я хочу, чтобы ты взял конюшню, но я не буду тебя рекомендовать.

— Правильно. Твоя рекомендация произведет обратный эффект. Иди. Вперед, конюшня!

Я оставил вторую бутылку «Соломона» наедине с Войновичем и прогулялся с председателем до Эксцентриситета и обратно. На этот раз Сури'Нам не вспоминал о «многомиллионной тиффозной армии», он вполне устойчиво ковылял на своих двоих, его гориллы следовали за нами поодаль, за ними ехал «торнадо-квант».

— Тревожные новости, — сказал Сур.

— Да. Еще бы. Три поражения подряд.

— Ну, это не новость, об этом все знают.

— Вот что, — решительно сказал я, — если собрались меня гнать — выгоняйте! Я сам уйду. Я привык. Лобан говорит, что футбольные тренеры — это вечные изгои и лишенцы: их изгоняют и лишают всех прав после первой же неудачи.

— И не надейтесь, вопрос так не стоит. Я не за тем приехал. Новости вот какие... — Председатель выдержал многозначительную паузу и тихо сказал: — Лобан сбежал.

«Вот оно, началось!» — подумал я, но промолчал.

— Лобан сбежал из Приобского Хантства, — продолжал председатель Сур. — Бежал в Тайгун. Морозы там сейчас космические, за 150 по Цельсию.

Мне стало зябко и холодно, как маленькой макаке на Северном полюсе. Я бы этому Цельсию... Но я молчал. Я ждал продолжения.

— Приобский хант пустил по следу овчарок спутниковой связи. Местность сканируют. Южные границы в двойном электромагнитном оцеплении.

— Электромагнитном... — усмехнулся я. — Этот Ханты уже пользуется электричеством.

— Ничего смешного не вижу. Лобану совсем не смешно. Все вокзалы и космопорты под наблюдением. Но мы тоже ищем его. По дипломатическим и... другим каналам.

— Не понял — кто это «мы ищем»? Вы? ФУФЛО, что ли, ищет Лобана? Уж вы наищете!

— Вам привет от бригадного дженераля Гу-Сина, — тихо сказал председатель.

— Ага, — сказал я.

— Ищет, конечно, дженераль. Но он решил действовать через Футбольную Лигу, чтобы не раскрывать участие в этих поисках Службы Охраны Среды. Нижне-Вартовский СОС-форпост в боевой готовности. Вы хорошо знаете Лобана, дженераль хотел бы знать ваше мнение.

— Нижний Форпост? — переспросил я. — Ищите его на Верхнем. Лобан вниз не пойдет.

— Не может быть! Почему вы так думаете? Я тоже знаю Лобана — он склонен выбирать самый простой и короткий путь к победе.

— К победе, но не к поражению. Вы плохо знаете Лобана. Он — Игрок. А пойти в этой ситуации Вниз — это не по-игроцки. Он пошел Вверх, за красным полярным смещением. Где у вас карта Приоби?

— Карту! — приказал Сур своим гориллам. Те достали из планшета карту Приобского Хантства.

— Нет, — сказал я. — Полную карту диаметральной Приоби с учетом среднего красного смещения.

Телохранители побежали к «торнадо», притащили рулон и раскатали перед нами диаметральную карту всей Приоби.

— Мы бежали по тундре, вдоль железной дороги... — запел я, разглядывая карту.

Карта была большая, цветная, подробная, с розой ветров. В Планетарии умеют делать карты. Я прикидывал — что может взбрести на ум Лобану на свежем воздухе в стопятидесятиградусный мороз?

— Так вот, Лобан так глупо не побежит. Ищите его вот здесь, у истоков Индигара, — показал я. — Или здесь... не удивлюсь, если Лобан выйдет к старой Новой Земле...

— Интересно. Продолжайте — где еще он может объявиться?

— Вот, собственно, и все... Да, конечно, есть еще Крайний Северо-Восток... — Я провел пальцем по диаметрали. — Вот... Майдан-на-Колымаге.

— Вы шутите?! Это безумие! Пройти через всю Диаметральную Приобь?! Они не дойдут.

— Да, вы правы, это невозможно. Но на всякий пожарный случай предупредите Верхне-Вартовский СОС-форпост... Стоп... Вы сказали: «они»? Разве Лобан ушел не один?

— Они бежали вдвоем. Лобан прихватил с собой какого-то аборигена Толика.

— Понятно. Корову. Если Лобан прихватил корову, значит, он может дойти и до Майдана.

— Какую корову?

— «Коровой» у лагерных беглецов называется субъект, которого берут в побег, чтобы его в самый отчаянный момент съесть. Субъект-корова, конечно, не догадывается об этом. Это удобно — продовольствие не надо тащить на себе, оно идет само.

— Кто идет само?

— Продовольствие. Толик.

— Вы в своем уме?! Или вы шутите? Лобан, корова, каннибализм... Лобан передал, что этот абориген Толик очень-очень нам пригодится!

— Значит, эта корова — священная. Ладно, ладно, я неудачно пошутил. Фуфайки-то у них есть?

— В том-то и дело! Есть! Три новые фуфайки, даже ненадеванные. Из-за этих-то фуфаек Приобский хант и озверел.

— Они прихватили новые фуфайки?! — удивился я. — Тогда хант их точно не выпустит.

— Я же говорю: в том-то и дело! Фуфайки даже не новые, а новейшие, экспериментальные, из какого-то нового текстиля, последнее слово приобской науки и техники. Хант Ханты экономит на электричестве, зато в его шарагах лучшие ученые создают лучшие во Вселенной фуфайки. Лобан с Толиком ухитрились похитить эти фуфайки прямо на испытаниях и ушли в Тайгун.

— Ищите и ждите их в районе Майдана. Они, если будут живы, рано или поздно там объявятся.

— Вы так думаете?

— Я так думаю.

ЧЕРНАЯ ТЕТРАДЬ.

КАЧЕСТВЕННЫЙ ДВУХНЕДЕЛЬНЫЙ ЗАПОЙ.

Ч@ртыхаюсь.

<���Без комментариев.>

ЛОБАН С КОРОВОЙ НАШЛИСЬ.Пусто. Пусто на душе, пусто в бутылках, пустой магазин закрыт на рождественские праздники, все выпито и пропито, падает снег, все впустую. Войнович уехал в Метрополию продолжать запой, чтобы не мешать мне писать отчет.

Открыл рабочий блокнот с тренерскими записями, открыл белую тетрадь в клеточку, зарядил «паркер» чернилами, но не знаю, с чего начать. Чернила пахнут спиртом. Сейчас вечер зимнего галактического противостояния. В небе за окном висит бело-голубая молодая Метрополия. Я люблю этот Праздник. Тем более, это мой день рождения. Так уж получилось, и не по моей вине, что я родился в этот день. <...>