Борис Штерн - Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня!

— Как доктор прописал, так и сделаем. Где все?

— Где все, где все... — пропел доктор. (Вольф уважает шахматы, потому что в шахматах нет травм. «Шахматы — это вам не футбол и не балет, — говорит он. — Есть «Клиника спортивной и балетной травмы», значит, футбол в этой клинике ничем не отличается от балета; а вот о «Клинике шахматной травмы» я что-то не слышал... доской по голове, что ли?»)

Объяснили, что Лобан проводит в пресс-центре вступительную лекцию к своим теоретическим занятиям. Все там. Итак, Лобан уже приступил к тренерским обязанностям. Вот это славно. Когда я заглянул в пресс-центр (полно народу, даже Гуго и Хуго пришли, а этот БэА — ну до чего неприятный тип! — сидит и старательно конспектирует), Лобан объяснял сложные и довольно откровенные вещи, которые жеребцы еще не понимали:

— Примитивный футбол, в который играли в древности — пинанье ногами надутого воздухом кожаного пузыря на травяной полянке — это была арифметика с элементами геометрии; футбол нынешний, тотальный — вождение твердых космических объектов на достаточно ограниченных пространственно-временных полигонах — это высшая математика; футбол будущего, которому я хочу научить конюшню, да и сам научиться этому футболу вместе с конюшней, — это управление формообразующими космологическими субстанциями Когана-Гусочкина (Коровы, отметил я), которые описываются математикой свернутых v-пространств Римана-Лобачевского. Такой футбол приобретет новые качества, он уже не будет ограничиваться пространственно-временными галактическими полигонами, а станет релятивистским, формообразующим, и будет пронизывать всю Вселенную. Сегодня мы еще играем в разрушительный футбол; но завтра футбол станет созидательным — мы научимся «обжигать горшки», т.е. создавать новые миры, а это уже Игра богов. Создавая наш мир, бог играл не в кости, как предположил Эйнштейн, а в футбол. Если заглянуть еще дальше... Можно представить футбольную технологию отдаленного будущего, когда каждому человеку будет под силу с помощью диффузионной ткани создать свой собственный пузырь для пинанья, свою собственную Вселенную.

Лобан увидел мою голову в дверях и объявил перерыв. От его лекции все уже мучились несварением мозгов (то ли еще будет!), меня встретили, как спасителя. Гуго и Хуго отправились на задний двор чинить катапульту, шеф-кок — на камбуз, а жеребцы — на перекур в коридор, где тут же принялись гонять пустую консервную банку. На вопросительный взгляд Лобана я сказал:

— Мы с тобой уже генералы.

— Я знаю, — сказал Лобан.

— Я получил новое назначение.

— Я знаю. С тебя отходная.

Все всё знают.

СУХОЙ ЛИСТ.После перерыва Лобан взялся за настоящую теорию — стал объяснять жеребцам систему удара «сухой лист».

— Удары бывают разные — резаные с тормозной оттяжкой, дискретный карамболь, ползунок, оборотные, клопштосс, сухой лист, импульсивный пыр, щечкой и т.д. Вот что вам надо минимально знать о «сухом листе», — говорил Лобан и рисовал мелом на черной доске какую-то волнистую загогулину. — Эллиптическая орбита пузыря, у которого апогей находится в бесконечности, уже не является эллипсом. Двигаясь так, пузырь бесконечно далеко уходит от центра притяжения Полигона, описывая разомкнутую линию — параболу. Понятно? Если же пузырь получит скорость V-лямбда, превышающую параболическую, то он, разумеется, также достигнет бесконечности, но при этом будет двигаться уже по линии иного рода — гиперболе, с гиперболическим избытком скорости со всеми присущими гиперболе асимптотами с выходом в логоваздический континуум. Вот и получается «сухой лист» с непредсказуемо качающейся траекторией. Понятно? Вы видели, как осенью падают сухие листья? Ничего вам не понятно, гипербореи!

Жеребцы мучительно боролись со сном, некоторые уже похрапывали. Они с радостью согласились бы от забора до вечера месить грязь на втором полигоне, только бы не вникать в теорию «сухого листа». Не знаю, не знаю, надо ли забивать им головы осенними листьями, но если Лобан так решил, то пусть. М.б., начнут тренироваться с охотой.

— Чтобы «сухой лист» получился сильным, — продолжал Лобан, — надо не бояться жестко и резко включить ногу и хлестко ударить по мячу. Некоторые боятся «хлестать», чтобы не получить травму. Значит, будем работать, будем утяжелять пузыри. Вот увидите: после месяца работы в гранитных каменоломнях начнете легко и смело хлестать обычные пузыри.

Жеребцы совсем приуныли. Все посторонние разбежались еще в перерыве, лишь один этот, прилизанный Арлекин, ловил и записывал каждое слово. Ну до чего неприятный тип! За что я его так невзлюбил? За усики, за бабочку, за прилизанные назад волосы... Зачем он здесь? Я ткнул в него пальцем и спросил:

— Почему на занятиях присутствуют посторонние?

Наступила неловкая тишина. БэА покраснел, собрал свои манатки в портфель и вышел, а я наконец почувствовал себя генералом.

— Ты зря на него окрысился, он неплохой парень, — сказал мне Лобан после занятий.

ЕХАЛ ГРЕКА ЧЕРЕЗ РЕКУ.В среду я отправился к гарнизонному кутюрье, он снял с меня мерку для генеральской формы; в четверг и пятницу я сдавал все эти футбольные дела Лобану (опись-перепись, наличие присутствия, ключи от сейфа и пр.); в субботу и воскресенье состоялся уик-энд на природе в хорошей компании: Лобан, Войнович, Макар, Чайник, Ванька Стул, доктор Вольф, дядя Сэм, шеф-кок Борщ с двумя ведрами сырого мяса в уксусе и в кислом «алиготе». Поставили армейскую палатку, купались, гоняли пузырь на пляже, Лобан мне чуть ногу не сломал, играли в подкидного дурака, обмывали у костра с комарами наши генеральские звания и мое новое назначение. А пахло как! А как хорошо в южной точке либрации собирать грибы! Ты идешь за ними, они идут за тобой. Грибы наступают! Они идут на тебя, а ты идешь на них с остреньким ножиком. На грибалке хорошо думается.

Выпивали и философствовали — почему мы так плохо играем в футбол? Что нам мешает? Боязнь? Неуверенность? Бедность? Экономическая отсталость? Почему при таких великих умах и тренерах мы ни разу не выиграли чемпионат Вселенной? Ведь мы не хуже играем. Решили, что мешает менталитет, — нам все по барабану.

Было тепло, хорошо, мягко, приятно, не выразить словами, да и не нужны слова.

Лобана даже на лирику потянуло, и он прочитал нам очень даже неплохие стихи о космосе—хроносе, которые сочинил в побеге:

Эти стихи произвели на всех, особенно на Войновича и шеф-кока, неизгладимое впечатление; все Лобана хвалили, а я про себя решил, что Лобан в побеге немножко тронулся, но так как был в меньшинстве, то прикинулся сухим листом из гербария и промолчал. Ночью опять полезли купаться в озере. Войнович притащил сухари, прикармливал рыбу на завтра и приговаривал: