Петр Ингвин - Смыжи [СИ]

Андрей перебил:

— Гаврила Иванович лично посылал нас на это задание, и я хочу проконсультироваться именно с ним.

— Хорошо, я узнаю, сможет ли координатор выйти с вами на связь.

Оператор отключился, а через несколько секунд его место перед глазами Андрея занял Кривов.

— Чем могу помочь? Впрочем, сначала встречный вопрос. У вас были ночью какие-нибудь видения или странные сны?

Андрей, открывший рот, чтобы спрашивать, так и застыл. Если сон был сном — откуда такой интерес?!

Отвечать вслух при напарнице он не решился и движениями глаз набрал текстовое сообщение:

«Мне приснилось, что я ходил к Милице, и мы обнимались».

Слова координатора она не слышала, и это хорошо, потому что его любопытство по отношению к ночному видению не закончилось:

— Сон был очень ярким и не забылся? Можешь писать, я понимаю причину, ответы слишком интимны.

«Он остался как воспоминание из жизни. Но сон был именно сном, в этом я уверен».

— Раньше ничего подобного не снилось?

— Никогда. Постойте. — Андрей понял направление расспросов. — Хотите сказать, что в поселке происходят мистические явления? — И он спросил не то, ради чего связывался, но тоже давно мучившее: — Гаврила Иванович, вы верите в привидения?

— Замените термин на более наукообразный, характеризующий явление в принятых ученым сообществом категориях, и я отвечу, что верю. Я допускаю существование всего непознанного и отрицаю непознаваемое. Вопрос, как полагаю, связан с нашим отказом расследовать движение в окне лаборатории? Никто не спорит, что движение в окне было, есть подтверждающая запись. Но. — Кривов поднял указательный палец. — Даю гарантию, что неприятностей с этой стороны ждать не стоит, мы знаем, что произошло, но, к сожалению, данная информация для вас временно не предназначена. Приношу извинения и обещаю сообщить все вас интересующее сразу по завершении следственного эксперимента.

Чувствуя, что координатор сейчас отключится, Андрей вбросил главное:

— Если мы с Милицей ничего не обнаружим, и если с нами не случится ничего, что позволит решить проблему — вы уничтожите Центр и все живые дома на обеих планетах?

Гаврила Иванович почесал нос. Он молчал, но опущенный взгляд обрисовал будущее лучше всякого ответа. Немешарики обречены.

Андрей нарушил молчание:

— Я не верю, что в случившемся виновны живые дома.

— Мы тоже, но это ничего не значит. Борьба с угрозой глобального масштаба — не предмет веры.

— Я хочу обратиться к правительству.

— Вы вправе это сделать, но давайте посмотрим, как и что в этом случае произойдет. Правительство состоит из четырех блоков. Куда вы обратитесь?

— Дело касается чрезвычайных событий; значит, к вам. Но если чрезвычайный блок будет против, то…

— Мы не «за» и не «против», мы всегда за безопасность. Ответ будет такой: моральный императив «относиться к другому как к себе» требует, чтобы любую агрессию пресекли, а нападающего уничтожили. Представим отвлеченную ситуацию: у человечества «поехала крыша», и оно зачем-то напало на неких соседей. Допустим, что такие соседи имеются. Как думаете, они примут меры против нас или будут молча наблюдать за собственным истреблением? Так же и наши законы нравственности требуют, чтобы мы дали отпор. Инстинкт выживания заставит бросить все силы, чтобы уничтожить угрозу.

— Вы говорите об угрозе извне. Это фигурально, или вам что-то известно?

— Я говорю образно, но вкладываю широкий смысл. Немешарики — создания людей, но они могут стать… или уже стали проводниками чужой воли. Или собственной, о которой их создатели не догадывались. Доказательств нет, но если произойдет новая трагедия, доказательства никому не понадобятся. Задача чрезвычайного блока — предотвратить возможную беду. Нам нужен результат. На первом этапе, не зная кукловодов, мы будем бороться с марионетками, то есть с видимым врагом. Вы собирались обратиться к правительству? Считайте, что обратились, и я, как глава чрезвычайного блока, дал ответ: враг должен быть уничтожен, а единственный враг на сегодня — немешарики и другие создания Центра Перспективных Разработок.

С Андрея текло, он понимал, что внешний вид у него сейчас не лучший для переговоров с правительством о судьбах цивилизации, но собеседника это, кажется, не смущало. Скорее всего, тот видел в жизни и не такое, а допускал еще большее.

После небольшой паузы координатор вновь заговорил:

— Допустим, получив ответ, который вас не устроил, вы обратитесь в экономический блок. Там многие займут вашу сторону. Дескать, а как же? Вложено столько сил и средств, а эти злыдни-чрезвычайщики хотят уничтожить мечту… Но если выбирать между комфортом и безопасностью — что важнее? Экономисты привыкли смотреть на мир трезво. На первый взгляд, уничтожить результат многих трудов — невыгодно. А если угроза нависнет над всем человечеством? Повторюсь: выбор между комфортом и безопасностью однозначен, поэтому ответ экономистов тоже предсказуем.

Гаврила Иванович перевел дух. Андрей молчал.

— Далее. Научно-технический блок. Вы — ученый и должны представлять, что произойдет. Любое предложение по продолжению эксперимента с радостью выслушают, будут кивать, уточнять подробности и накидывать собственные идеи, но на основе прогнозов и расчетов примут решение о запрете такого эксперимента ввиду возможности множества жертв. Ну, и напоследок — духовный блок, он объединяет представителей образования и искусства, и все они от души ненавидят насильственные методы. Поэтому духовники могут колебаться в отношении решительных мер. Но, позвольте заметить, колебания будут касаться времени принятия мер, а не их сути. Когда на кону судьба мира, второстепенные мотивы уступают место главным, а основной среди них — инстинкт выживания популяции. В нашем случае, популяция — это все человечество. Теперь откиньте жалость и амбиции и представьте, что судьбу людей предоставили решать вам. Весь груз ответственности — на ваших плечах. Последствия возможной ошибки — на вашей совести. Теперь скажите: какое решение вы примете?

Отправиться домой любым из предложенных способов, например, на руках или на птерике, она отказалась. Андрей ушел один — распечатать еще одно устройство, теперь для отпугивания мышей. Милица проводила его взглядом — мокрого, поникшего, ни капли не похожего на уверенного в себе и своих желаниях героя девичьих грез, который приходил во сне.

До последнего момента Андрей таким и был, но в один миг высокий красавец с осанкой гусара и залихватским чубом превратился в старика прежних веков: плечи ссутулились, лицо осунулось, руки опустились. Казалось, у Андрея не осталось никаких желаний. В душе что-то перегорело, из иногда поднимавшихся на Милицу глаз исчезли жадное восхищение и некий животный магнетизм, противиться которому она не могла и не хотела.