Петр Ингвин - Смыжи [СИ]

— Разве нельзя быть Художником в любой сфере? — не соглашались Сигалы и их сторонники.

Идея состояла в том, чтобы известные человеку произведения попадались ему на глаза неожиданно. Сигалы, естественно, продвигали Гогена. Их первый общепризнанный шедевр — аквариум, в котором каждые пять минут рыбы на несколько секунд застывали, и с пяти сторон, включая вид сверху, в расположении рыб и сочетании их расцветки зрители узнавали знакомые картины. Рыбы в аквариуме были модифицированными, их создали специально под этот проект. Следующие картины рисовались уже огромными косяками промышленных рыб в море. Когда мимо проплывали люди или косяк проплывал мимо путешествовавших или работавших под водой людей, рыбы выстраивались определенным образом, перед глазами случайных зрителей возникало известное изображение… а через неуловимый миг видение исчезало.

Такое искусство не зря назвали неожиданным. Оно удивляло и поражало. Успех был заслуженным.

Затем Сигалы пытались работать со стаями птиц и летучих мышей, но те дрессировке не поддавались, а модифицировать их ради высокого искусства экономический и научно-технический блоки отказались.

Линда и Лайон взялись за растения. Теперь усилиями Сигалов, а также их последователей и подражателей, на полях росли цветы, а в лесах — деревья, вырабатывавшие флюоресцентные ферменты, и в темную или пасмурную погоду с птериков и другого летающего транспорта люди любовались знаменитыми полотнами. Особенно всем нравилось, что на одном и том же месте картины оказывались всегда разными.

После этого Сигалы увлеклись глобализмом — направлением, в котором картины наблюдались уже не с неба, а из космоса. Так Линда и Лайон попали в Россию — им предоставили под творчество огромный кусок тайги, требований было всего два: художественная ценность и соблюдение экологических норм.

Здесь их сын остался учиться, а затем и работать, а родители по приглашению духовного блока через некоторое время улетели в восстанавливаемую Сахару, где под Гогена местный диспетчер выделил участок размером со среднюю страну. Картину будет видно даже с Луны в хороший бинокль.

А фантазия пары художников летела дальше. Цветы и деревья их уже не устраивали, это было привычно, и это было просто декорирование. Ничего нового. Даже они сами это признали. И Сигалы загорелись новой идеей.

В следующие годы с помощью специально сконструированных установок они создавали картины из облаков, как обычных белых, так и цветных. С земли виднелась часть картины, а из космоса — масштабное полотно целиком в облачной же рамке.

Вскоре идея приказала долго жить — из-за требования «смывать за собой», то есть разгонять облака, как только изображение немного расплывалось. После небольшого ветерка или разной скорости движения воздушных масс дети пугались того, во что превращались картины. Возможно, это был лишь повод, чтобы прекратить тратить огромные средства, но он сработал.

Сигалы переключилась на другое. Следующей глобальной идеей стало совместно с научно-техническим блоком перенастроить орбитальную группировку так, чтобы несколько раз в год при взгляде, например, с Луны или со стороны Марса комические аппараты выстраивались в определенную картину. Как рыбы в аквариуме и в морском косяке.

Идею отклонили, но очереди ждала следующая: создавать гео-картины моделированием береговой линии морей и океанов или корректируемым растапливанием ледников.

Здесь у экономического блока терпение кончилось. После межблокового совещания все новые направления закрыли, а Сигалов низвели с Олимпа и поставили в разряд обычных художников — отныне выделяемые им средства не превышали того, что в среднем получали другие. Линда и Лайон обиделись, но вынуждены были согласиться с решением правительства. Известности им и так хватало, а творчество можно проявлять не только в расходовании общественных средств.

Внезапно выяснилось, что однажды с ними встречался Вадик Чайкин. Этот факт напряг сотрудников ЧБ, пришлось искать свидетелей, поднимать старые записи, дополнительно допрашивать по этому поводу самих Сигалов.

Да, сообщили Сигалы, на одной из выставок Вадик разговаривал с ними. Они выставили цилиндрическое дерево с флюоресцирующей картиной, где каждый видел свою любимую картину. Над созданием шедевра кроме Сигалов трудился целый научно-исследовательский институт.

Чайкин спросил:

— Любимую? А если зрителей много?

— Появится картина того, у кого психодинамическое излучение мозга сильнее. Грубо говоря — кто сильнее любит искусство.

Вадик Чайкин почему-то повторил «Любит!» и задумчиво улыбнулся.

Никакой связи между Чайкиным и Сигалами не выявили. Не нашли и упоминаний об их интересе к чему-либо, кроме искусства.

Как и подсказывала интуиция, версия об их причастности к трагедии оказалась ложной. Разговор Раисы Прохоровны, о котором вспомнила Милица — всего лишь прения на тему экономики. Проблемы стояли экономические. Знаменитые художники в то время просили денег и разрешения на художественное растапливание Антарктики. Им отказали. Причем, даже духовный блок проголосовал против, то есть, вопреки обыкновению, решение было единогласным.

Ниточка с Сигалами тоже оборвалась.

Зато появились дополнительные данные по Вадиму Чайкину. (И опять, опять чайки!..) Часть его исследований касалась комы — опосредованно, но откуда ноги растут было видно невооруженным глазом. Медики искали способ победить кому со своей стороны, Чайкин — со своей, как биофизик. Возможно, это направление было для него основным, а причина заниматься именно этой проблемой — движущей силой всей работы. Вадим отсылал в профильные институты идеи и расчеты новой теории, над которой специалисты либо посмеивались, либо качали головами: разве такое может быть правдой? В пользу Чайкина говорил лишь авторитет прежних открытий, иначе присланные им данные никто даже не смотрел бы.

Вадим, сумевший научить немешарики любить, доказывал, что любовь — величина физическая, ей можно оперировать в расчетах. Это при том, что никто, в том числе он сам, по-настоящему не знал, что же такое любовь. Не влечение двух душ и тел и не моральная установка нового мира, вознесшая «Возлюби ближнего» в ранг закона, утверждал Чайкин. Он видел любовь как движущую силу мира, его подоплеку, причину всех следствий. В своих работах он опирался на предпосылку, что любовь материальна, и доказывал, что применив это на практике, человечество сделает гигантский шаг вперед.

Сейчас его работы находились на стадии рассмотрения. По некоторым уже велись работы, готовились эксперименты. Через несколько лет ученые докажут правоту Чайкина либо полную несостоятельность его выкладок.