Петр Ингвин - Смыжи [СИ]

Заложив руки за спину, он долго ходил по кабинету, затем устало опустился в кресло. Глаза привычно остановились на каменном берегу с пеной волн и бродившими по серым голышам горластыми чайками.

Никуда не деться от чаек, уже в печенках сидят. Фамилия «Сигал» тоже обозначала чайку. Отдел, занимавшийся Сигалами, отчитался о результатах.

Итак. Линда и Лайон Сигалы, художники. Ровесники, оба чуть моложе Гаврилы Ивановича. Место рождения — Детройт, центр притяжения многих художников нетрадиционных направлений. Ребенок один — Эндрю Сигал, после того, как остался в России — Андрей Лайонович или, для простоты произношения, Львович, что означает то же, а по звучанию привычнее и благозвучнее. После рождения Андрея супруги целиком погрузились в работу, сейчас вряд ли найдется человек, который о них не слышал.

За прошедший день жизнь обоих Сигалов разобрали по минутам и секундам, от первого до последнего сказанного ими слова. Парочка оказалась любопытной. Они сошлись во время учебы в Художественном, свела их и сделала счастливой парой любовь к Полю Гогену — как к стилю великого художника, которым оба восторгались, так и к его тезису, что запечатлевать на полотне преходящее мгновение — это путь в никуда. Сигалы тоже желали изображать нечто более глубокое и значительное.

Можно сказать, что Гоген стал третьим в их семейном союзе. Экзаменационная работа Лайона на свободную тему — прозрачный куб, где внутри рос куст с вкраплениями флюоресцирующих ферментов. При взгляде на куб с каждой из сторон, включая верх и низ, куст показывал разные картины Гогена.

В Северной Америке Сигалы прославились масштабными полотнами опять же Гогена, выложенными из автомобилей разного цвета. Люди давно не пользовались наземным транспортом этого типа, и ждавшие переработки огромные свалки отдали художникам вместе с огромным куском пустыни.

Такие картины можно увидеть только сверху, но люди уже второй век, как смотрели на мир сверху, поэтому идея понравилась и прижилась. У Сигалов появилось множество подражателей.

Иллюстрация к отчету показала одно из творений Линды и Лайона. С картины, хорошо просматриваемой с полета на птерике или дискаре, на Гаврилу Ивановича печально глядела девушка в строгом платье, позади нее виднелась привезенная из Африки или Полинезии деревянная статуэтка, за окном раскинулся сельский пейзаж. Судя по тому, что девушка заняла весь передний план, это портрет. В те времена художники работали на заказ. Вряд ли кому-то понадобилась абстрактная девушка с такой кислой физиономией.

Взгляд у девушки был не просто грустным. Забитый, рабский, полный жалости к себе и ненавидящий свое положение, одновременно он выражал покорность обстоятельствам и ненависть к тем, кто посмел сбросить ярмо и жить по-другому.

Жуткая картина. На месте заказчика стоило вернуть ее художнику и, если возвращателем был мужчина, по моде тех времен набить морду почитателю принципа «я творец, я так вижу».

Любопытно: Гоген, когда брался за эту работу — что он хотел сказать? Знаменитыми становились художники, в чьих картинах можно увидеть больше, чем там нарисовано. Что имел в виду Гоген? Выяснить правду, по понятным причинам, не получится, но мнение специалистов узнать интересно.

Параллельно выведенное описание сообщило, что картина называется «Молодая бретонка», написана в конце девятнадцатого века. Использованные материалы — как тогда в основном было принято — холст и масляные краски.

Итак, портрет все же обобщающий, хотя и написан, скорее всего, с конкретного человека. Картине просилось название «Взгляд прошлого». До того, как человечество сменило мораль на позитивную, большинство глядело на мир именно так.

Гаврила Иванович еще раз вгляделся в изображение. Тусклая гамма, блеклые тона. С переднего плана на зрителя понуро косится героиня сюжета, взор девушки направлен вперед, но так, будто она глядит не на вас, а в пол — устало и с осуждением, что вы, сволочи, воры и греховодники, живете лучше нее. Лицо — бледное, губы узкие, они плотно сжаты. Жизнь, удивление, волнение, счастье — ничему этому места на картине не нашлось.

А вот что рассказали специалисты: «В более поздних работах Гогена, уже не сдерживаемых никакими общественными или религиозными нормами, он раскрылся в передаче волнующих его человеческих чувств, а здесь художник без слов передал свою ненависть к условностям через покрытое глубокой бледностью лицо модели, через сплошные зоны неестественных красок в образе написанной в холодных синих тонах «цивилизованной» бретонки, не заслуживающей вольного буйства красок, которым Гоген награждал живущих в простом и прекрасном мире таитянских натурщиц. Вертикальный силуэт позирующей девушки в сочетании с поперечной перекладиной оконного переплета напоминает тюремную решетку, за которой виднелся солнечный и прекрасный пейзаж. Вытянутое лицо девушки печально, плечи скорбно опущены, будто придавлены жизнью, воспитанием и господствующей ханжеской моралью. Волосы тщательно зачесаны назад, грудь — плоская и обвисшая, шея скрыта строгим воротничком. Внешность в целом как бы намекает на нездоровье и противопоставляется находящейся позади модели примитивной резной фигурке с задорно вздернутыми грудями и свободно ниспадающими волосами, словно бы олицетворяющей задавленное альтер-эго изображенной на переднем плане девушки— пленницы в лишенном счастья мире цивилизации. Гоген стремился писать то, что видит, но он не только отображал реальность, а наполнял действительность собственными воображением и эмоциями. Отчетливое ограничение форм и объемов, стремление к максимальной выразительности цвета, упрощение тонов — это стало визитной карточкой Поля Гогена, родоначальника таких направлений, как фовизм и символизм».

В целом смысл картины угадывался даже профаном, хотя специалисты, конечно же, увидели больше и смогли сказать об этом лучше. Каждому свое. Пусть духовники занимаются тем, что понимают. Гаврила Иванович со своей стороны будет делать то, в чем разбирается и за что несет ответственность. Сейчас он должен разобраться в Сигалах. Во всяком случае, стало понятно, почему они восторгаются Гогеном. Не являясь интуитивным ценителем живописи, после прочитанных объяснений Гаврила Иванович тоже умно кивнул бы и с важным видом заявил: «Да, Гоген — это голова».

Сейчас интересовали другие головы. После «мозаичного» периода, связанного с выкладыванием шедевров из подручных средств, Сигалы сделали следующий шаг. Открытое ими направление назвали «неожиданным искусством».

В среде духовного блока разгорелись дискуссии. «Неожиданное искусство» — искусство ли? Споры велись нешуточные. Авторы таких работ не создавали собственных творений, они пропагандировали чужие — значит, они пропагандисты, рекламисты, продюсеры… кто угодно, но не Художники с большой буквы.