Ника Ракитина - Дракон для жениха [СИ]

Волосы у Эрики были мягкие и светлые, как лен, а глаза васильками смотрели из-под пушистых ресниц. Маленькие полушария грудей ‒ каждая без труда спрячется под мужской ладонью, — мерно вздымались и опадали под мягкой серовато-серебристой тканью нарядного платья. Кожа белая, как снег, и гладкая, а на щеках цвели розы, которые распускались все ярче с каждым разом, когда девушка встречалась взглядом с бледными аквамариновыми глазами пана Иохана. Тогда стыдливо склонялась белокурая девичья головка, а на дивные очи опускались ресницы.

Рядом с Эрикой сидела герцогиня Офелия, еще довольно свежая и красивая молодая женщина, фигуру которой портил огромный живот. Скрыть его были бессильны даже пышные драпировки платья. В подобном положении герцогине вовсе не следовало показываться на людях, но она с самого начала приема сидела рядом с золовкой, Дракон знает зачем. Правда, почти не поднимала головы от рукоделья, которое принесла с собой в шелковой шкатулке.

Приличия предписывали пану Иохану подойти и пригласить невесту на танец, но он предпочитал разглядывать ее со своего места. Не то чтобы он, упаси Дракон, стеснялся. Вовсе нет. Если бы настал такой день и час, когда пан Иохан заробел подойти к девице, это могло бы означать только одно: пора благородного барона нести на кладбище. И в другой раз, при других обстоятельствах, он с удовольствием прошелся бы с Эрикой пару туров в вальсе, ощущая под ладонью упругую плоть девичьего тела. И нашептал бы ей на ушко кучу глупостей, а потом любовался бы, как загораются румянцем нежные гладкие щечки. Но сегодня ему было не до танцев и не до милых глупостей. Грустно ему сегодня было. И Эрику пан Иохан предпочел бы вовсе не видеть, да только взгляд против воли притягивался к ее полудетскому личику — уж очень хороша была девица, просто на загляденье. Даже в нынешнем своем траурном настроении он готов был это признать.

Эрика снова низко наклонила голову, являя взорам идеально ровный пробор в гладко причесанных волосах, и пан Иохан усилием воли перевел взгляд на висящее напротив огромное живописное полотно в вычурной позолоченной раме. Таких полотен во дворце имелось изрядное количество — герцог был большим ценителем живописи, и его личная коллекция славилась на всю Империю, — но для пана Иохана все они сливались в одно, и различались разве что тем, что на одних нарисованы были женщины, а на других — мужчины. На этом, например, художник изобразил группу старцев, замотанных в алые и белые полотнища. Старцы были тощие и дряблые, седые их реденькие бороды воинственно топорщились, костлявые пальцы сжимали какие-то посохи, а глаза были устремлены к небесам, горящим таким нереальным багрянцем, словно кто-то перерезал глотку самому Великому Дракону, и облака вымокли в его крови. Пан Иохан решительно не понимал, зачем нужно было малевать этакое безобразие. Если уж чесались руки, то чего бы не нарисовать хорошенькую свеженькую девицу в чем мать родила? Все бы людям радость.

— Пан Иохан, — неспешно фланирующая мимо молодая дама с двухфутовым хвостом на юбке приветственно наклонила голову и стрельнула в барона многозначительным взглядом. Пан Иохан кисло улыбнулся ей в ответ и отхлебнул из бокала, про который уже почти забыл, изрядный глоток. Значительные взгляды дам и не менее значительные, но несущие совершенно иную смысловую нагрузку, — мужчин, успели уже утомить его за этот вечер. В глазах представительниц прекрасной половины человечества без труда угадывалась скорбь, а в глазах их спутников — злорадство. И за что мне все это? — подумал пан Иохан с мысленным стоном. Больше всего ему хотелось сейчас напиться, но это было никак, ну никак невозможно. Герцогу уж конечно не понравилось бы, упейся будущий зять в хлам на собственной помолвке.

Еще недавно он вовсе не собирался ни на ком жениться, рассуждая подобно множеству жизнерадостных холостяков: зачем связывать себя с одной-единственной женщиной, и тем самым жестоко ограничивать выбор, если вокруг порхает такое множество красавиц на любой вкус — толстушек и худышек, блондинок и брюнеток, совсем молоденьких и вошедших в возраст. Пан Иохан искренне любил женщин — вообще женщин, и они отвечали ему взаимностью. Но в один отнюдь не прекрасный день его призвал к себе герцог и спросил, глядя на него с улыбкой: «А не хотел бы ты, Иохани, жениться на моей сестре? В возраст вошла девица, и приданое за ней даю хорошее». Ответить «нет» было невозможно, и все же пан Иохан проговорил, взглянув в глаза сюзерену: «Без ножа режете, ваша светлость». На это герцог ответил еще более ласковой улыбкой — так могла бы улыбаться гюрза или черная мамба. «Обидишь Эрику — голову снесу, — присовокупил он так же ласково. — Хватит, Иохани, погулял — и будет. Ты знаешь, я люблю тебя, как брата, но, клянусь Драконом, мне надоело разбирать жалобы, которые приходят пачками, и в которых через одну разгневанные мужья и братья требуют призвать тебя к ответу». Таким образом, Эрике приготовлялась роль каторжного ядра, которое должно было сдержать прыть барона Криуши. Не соврал герцог: действительно любил своего вассала, как брата, и даже родной сестры для него не пожалел.

Интересно, подумал пан Иохан, а что сказала Эрика, узнав о своей грядущей свадьбе с первым бабником герцогства? Впрочем, вряд ли она вообще что-нибудь сказала. Говорят, она покорная и любящая сестра, и брату поперек слова не скажет (да и попробуй ему скажи…) Это тебе не Ядвися. А все-таки жалко девчушку, шестнадцать лет всего. Мечтала, небось, о романтическом юном принце…

— И как долго ты намерен подпирать стенку? — а вот и Ядвися, легка на помине. Пан Иохан скосил глаза на сестру: та сияла улыбкой и всем своим видом показывала, как ей нравится на этом приеме. Ее свеженькое личико раскраснелось от танцев, и она обмахивалась веером, от чего ее черные, круто завитые кудри так и плясали по оголенным плечам. — Почему не танцуешь? Боишься дамам ножки оттоптать?

— Надень накидку, — прошипел Иохан, игнорируя ее ехидный тон.

— Зачем? — наклонив голову, Ядвися окинула беглым взглядом низкое декольте и подняла глаза на брата. — Что не так?

— Не так! да у тебя вся грудь напоказ выставлена!

— Ну уж и вся. А ты хотел бы, чтобы я ходила как монашенка? Или как твоя невеста? — Ядвися кивнула в сторону Эрики, платье которой, хотя и сшитое из дорогой и нарядной ткани, отличалось весьма скромным, почти целомудренным покроем. — Так тебе больше нравится?

— Да, больше.

Ядвися прищурила на него золотисто-карие глаза.

— Не ври, брат, тебе это не идет. Уж кто-кто, а я твои вкусы знаю.