Александр Ильин - На суше и на море - 1977

Со свойственной ему пунктуальностью Загоскин отметил, что зимников (домов) в Икогмюте 5, всего жителей 92, в том числе взрослых мужчин 22, христиан 2, а язычников 90. Что касается занятия жителей, то они состояли «сверх запасения рыбы на собственное продовольствие и продажу на Кускоквим в приготовлении различной деревянной посуды, а главнейшее, в перекупке пушных промыслов». За сто тридцать лет многое, конечно, здесь изменилось. Прибавилось домов, хотя количество жителей увеличилось незначительно. Молодежь едет искать заработка в большие города.

С пронзительным треском, оставляя за собой струи сизого дыма, проносятся две мотонарты. Они тянут на буксире сани с железными бочками и направляются на Юкон, по воду. Одной из мотонарт, стоя на них, управляет преклонных лет эскимоска. Во времена Загоскина здесь, конечно, ездили на собаках. В наши дни содержание их обходится слишком дорого, и в поселке не осталось ни одной собачьей упряжки.

Но многое, даже, быть может, слишком многое, выглядит здесь так же, как и в прошлом веке. Относительно приготовления деревянной посуды я так и не мог выяснить ничего определенного. Что же касается рыболовства и пушного промысла, то они и сейчас составляют основной источник существования местного населения. Однако дело не только в этом. Ни над одной из крыш не виднеется ни радио-, ни тем более телевизионной антенны, хотя недалеко в Бетеле есть свой телевизионный узел. На вопрос Вадима Сергеевича о клубе или кинотеатре один из провожатых, Антон Браун (церковный сторож и, следовательно, подчиненный отца Захара), лишь в недоумении пожал плечами.

Наши провожатые ведут нас сначала к погосту. Пока шагаем по улицам поселка, несколько пожилых эскимосов подходят к отцу Захару за благословением. Мужчины при этом снимают шапки. Обнажает голову и пастырь. Он крестит подошедшего и не особенно внятно произносит что-то, похоже на церковнославянском языке. Некоторые эскимосы прикладываются затем к руке отца Захара, смуглой, заскорузлой от работы.

За покосившимся частоколом из-под снежной целины выглядывают ряды крестов, в основном деревянных, изредка металлических или каменных. Многие из них наклонились, некоторые почти совсем упали. Есть очень старые кресты, основательно изъеденные вьюгами и ощетинившиеся сучками. На некоторых еще можно прочесть русские надписи: «Иван Бельков», «Ольга Белькова», потом опять «Иван Бельков» (видно, несколько поколений жившего на Юконе рода).

Отец Захар очень усердно выполняет добровольно взятые на себя обязанности. По кладбищу идет во главе всей группы. Прокладывает тропку, не смущаясь тем, что снег здесь выше колен. Кладбище он знает, конечно, хорошо. То и дело увлекает нас с тропки в сторону, разгребает рукой снег на могильном холме, чтобы показать очень старый, уже упавший крест с едва заметными следами русских букв.

Экскурсия заканчивается осмотром церкви, как и большинство строений в поселке, бревенчатой, рубленой «в лапу». Она тесна и украшена внутри очень скромно. Здесь гостеприимство отца Захара достигает предела. Он стремится показать нам все, чем владеет. Улыбаясь, приглашает зайти в алтарь, отделенный от основной части церкви простой тесовой перегородкой. Достает ветхий псалтырь, напечатанный, возможно, еще во времена Русско-Американской компании. Язык книги эскимосский, шрифт русский. Жаль, что начала ее не сохранилось и установить, где и когда она была напечатана, уже невозможно.

Отец Захар начинает распевать для нас даже какие-то псалмы. Поет он по-эскимосски, повторяя каждое слово по нескольку раз, и постепенно входит во вкус. Голос его, вначале дребезжащий, тихий, крепнет. Но тут, деликатно. покашливая, в дверь заглядывает мистер Ворд. Свои дела он уже закончил. Нам пора возвращаться.

Ну что же, впечатлений о нынешнем Икогмюте немало.

«Когда-то это был палаточный лагерь и его будущее всецело зависело от золота. Здесь бурлили страсти. Сейчас Ном — тихий городок на берегу Берингова моря, всего лишь в 150 милях от Сибири. Однако и теперь пребывание в Номе будет наполнено для вас различными и необыкновенными событиями…

Вы побываете на золотых приисках и заглянете в «золотое» прошлое Нома, соберете и увезете с собой щепотку золотоносного песка, а если вам повезет — и несколько крупинок золота…

В Номе вас ждут знаменитый магазин сувениров и музей эскимосского искусства, где сосредоточена самая большая на Аляске экспозиция художественной резьбы по кости. К вашим услугам магазины мехов и фигурок из кости, масок и ювелирных изделий. Вас ждут здесь фешенебельный отель и прекрасный обед…

Из Нома вы сможете поехать в рыбацкую деревню, расположенную на самом берегу моря, где вы сфотографируете собачью упряжку, увидите эскимосские лодки из шкур — умиак и каяк, познакомитесь с настоящей тундрой, где царит вечная мерзлота, увидите подлинное иглу, сделанное из дерна и китовых костей…

Вы проведете незабываемый вечер в эскимосской деревне, среди эскимосов, услышите их песни и увидите их танцы. Но если хотите, можете провести вечер в самом Номе, ощутить вкус и колорит Аляски в настоящем салуне. Вы сможете сфотографироваться в лучах полуночного солнца…»

Все это строки из туристических проспектов.

Ном — город относительно молодой, детище клондайкской золотой лихорадки — пожалуй, самого сильного потрясения, выпавшего на долю Аляски. Вот вкратце как она протекала.

17 июля 1897 года в Сан-Франциско, в Калифорнию, на пароходе «Портланд» вернулись с Аляски 68 рудокопов. Это были счастливчики, первыми наткнувшиеся на аляскинские сокровища. В мешках, чулках, бутылках они привезли полторы тонны драгоценного металла.

В 1898 году на Аляску устремились тысячи, а в следующем году десятки тысяч золотоискателей. С побережья толпы их потянулись в глубь полуострова, к сказочному Клондайку. Но находились энтузиасты, которые начинали промывать песок у морского побережья, едва высадившись на сушу. И, как оказалось, не напрасно. Так, попутно, «мимоходом», были открыты золотые россыпи Нома.