Александр Ильин - На суше и на море - 1977

Лишь четвертая часть Исландии покрыта растительностью. Остальное — ледники, лавовые поля, каменистые пустыни. Поэтому зеленые луга так радуют глаз. Я с интересом узнал, что здесь произрастает с полтысячи луговых растений, и все это — субарктические виды.

Древние греки все земли, населенные людьми, называли Ойкуменой. Исландцы живут на самом краю Ойкумены, дальше — уже полярная пустыня. Вот почему охрана природы здесь имеет особое значение. Теперь исландцы это прекрасно понимают.

Несмотря на сравнительную малонаселенность острова, в прессе раздаются голоса, что надо ограничивать поток иностранных туристов, что нельзя возводить промышленные сооружения, не выбрав предварительно место с учетом всех требований охраны окружающей среды.

Движение за восстановление исландских лесов преследует те же цели. Начали сажать сибирскую лиственницу. Есть уже деревья пятилетнего возраста.

В окрестностях Рейкьявика видел я посаженный лес, куда горожане по воскресеньям ездят отдыхать. Ох, как медленно растут саженцы. Но лес будет. Правда, неизвестно еще, какого роста.

По дороге из Рейкьявика в Акурейри — город на севере острова — проезжаем через мост над пенистой рекой. Он изящно изогнут, будто построен в парке, и настолько узок, что две машины на нем разъехаться не могут. Ничего удивительного! Мост построен в 1909 году, когда в Исландии автомобилей почти не было. А за мостом, на другом берегу реки, шумит под дождем настоящий исландский лес. Такой большой, что во мглистой долине не видно ему конца и края. Хоть и сильно хлещет дождь, выхожу полюбоваться лесом. Березы невысокие, три — пять метров. Но какие извилистые стволы, как они крепки!

Горы, долины, овцы, болота, мох, приземистый кустарник… Моросит серый дождик. Таков осенний пейзаж Исландии. Колорит, какой я видел в Исландии, больше нигде не встретишь. Он неповторим.

Когда поднимаешься по крутой дороге в гору, у перевала стоит серый домик «для спасения душ», как здесь говорят. Теперь домик пуст, но, если зимой на перевале настигнет буран, можно приютиться в нем вместе с приведениями, которых здесь полно. На каждом перевале у дорог стоят такие домики. И почти все автомобили снабжены рацией. Попал в пути в беду — проси помощи, и она не замедлит явиться, хотя до ближайшей фермы иногда очень далеко.

За домиком «для спасения душ» ныряем в облако: так высоко поднялись мы в горы.

Акурейри находится возле узкого, далеко врезавшегося в берег фьорда. В порту — рыбацкие суда. Город поднимается вверх по склону. Он мне понравился даже больше, чем Рейкьявик. Он какой-то более компактный, лучше распланирован. За городом высятся горы, на их склонах белеют снежные пятна, не растаявшие за лето.

Местный житель Оттар сопровождает меня; он доволен, что его город произвел на меня лучшее впечатление, чем столица.

— Даже и климат здесь более подходящий, — говорит он. — Зима — это зима, и летом, я бы сказал, у нас жарче.

Оттар приводит и цифры. Если в Рейкьявике средняя температура января минус 0,4 градуса, то в Акурейри — минус 1,5.

Оттар, у которого я остановился, — учитель. Его сестра, живущая в Рейкьявике, позвонила ему по телефону и попросила принять меняли дом Оттара стал моим домом. Исландцы — очень гостеприимный народ; они предпочитают обращаться на «ты», избегают чопорных «выкрутасов» этикета.

Оттар не только учитель. Он еще и редактирует левую газету, предназначенную для Акурейри и трех соседних городков. Оттар выполняет функции и технического редактора, и корректора, и фоторепортера, и корреспондента, и распространителя своего издания. Сегодня утром он сел за руль автомобиля, посадил меня рядом, чтобы я не скучал, и, забрав из типографии тираж, покатил развозить газету по назначению. Оттар крепко верит в необходимость социальных перемен. Когда я впервые переступил порог его дома, сразу же увидел большой портрет В. И. Ленина, висящий на стене.

— Подарок сестры, — сказал Оттар.

Его отец — известный исландский писатель, а многочисленные братья и сестры — борцы за социальный прогресс.

Оттар сказал, что в школе еще каникулы, у него есть свободное время и он может отвезти меня к Миватну (Миватн в переводе означает «озеро комаров»).

К счастью, дождь стал ослабевать. Стараясь не съехать в кювет, медленно движемся по скользкой дороге. Но как тут уберечься! Вот мы уже в кювете! Пока совещаемся, как будем выбираться, подъезжает «лендровер» местного фермера. У этой машины все четыре колеса ведущие. Она не завязнет. Вылезли двое мужчин, очень молчаливые и очень серьезные, вынули из багажника трос, зацепили нашу машину и вытащили на дорогу. Потом скатали трос, уехали. И все это без единого слова! Настоящие исландцы!

Немного погодя я воочию увидел следы деятельности вулканов Исландии. Серые камни изломаны, нагромождены друг на друга. Это лава. В 1836 году здесь она лилась огненной рекой. И до сих пор из глубоких щелей в земле еще пробивается запах серы.

Вот и голубое озеро Миватн. Втянешь ноздрями воздух — тоже чувствуется запах серы.

Возле дороги зияют кратеры — странные углубления, похожие на большие черные лейки. За ними узкие бездонные щели в скале, кажется, они достигают центра земли. С птичьего полета эта местность очень напоминает лунный пейзаж. Наверное, поэтому американские космонавты перед тем, как отправиться на Луну, тренировались здесь, в исландских кратерах и щелях.

Это одно из тех мест на Земле, где проявляется активная вулканическая деятельность. Только в послеледниковый период в Исландии возникло около двухсот вулканов. Извержения тридцати из них наблюдались в последние девятьсот лет, то есть в тот период, когда в Исландии уже жили люди. Около полутора сотен извержений описано в древних рукописях. Примерно раз в пять лет — извержение!

Когда узнаешь об этом, перестаешь удивляться обилию застывшей лавы и вулканического пепла, покрывшего склоны гор, долины, ложбины рек.

Наиболее знаменит в Исландии вулкан Гекла. В средние века у него была весьма плохая слава. В католическом мире того времени он был известен как пристанище злых духов и — того хуже — прямая дорога в ад.

И это не случайно. После извержения Геклы в 1104 году, опустошившего окрестности, вулкан пробуждался еще пятнадцать раз, засыпая все вокруг вулканическим пеплом.

Когда я увидел вулкан, Гекла была спокойной и величественной, широкая снежная вершина алела в лучах заходящего солнца. У подножия вулкана неторопливо струилось серебро реки, голубые вершины гор возвышались в изумительном спокойствии севера… Но ведь эта самая Гекла в 1947 году выбросила гигантский столб вулканической пыли, который поднялся на высоту тридцать километров, а лавой залила площадь в шестьдесят пять квадратных километров. Тогда Гекла грохотала, светилась раскаленной магмой целых тринадцать месяцев, до апреля 1948 года. В 1970 году вулкан снова проснулся. На этот раз открылось множество мелких кратеров, извергавших лаву в течение двух месяцев.