Александр Ильин - На суше и на море - 1977

— Ну, пусть переписывает тогда, — кивнул Ятгыргин в сторону Михаила Григорьевича.

— Заодно вместе с Шарыповым и товарные заявки соберите, — сказал я статистику. — Потом объединим, прикинем «на запас» неучтенное и запланируем завоз товаров на Ваеги. А там и на факторию «Крепость» будут ездить.

— Вот что, — переводит Ятгыргину мои слова Алин, — вам не надо больше у спекулянтов по дорогой цене товар покупать. Много теряет твой народ на этом. Я слыхал, здесь кое-кто лисицу за папушу табака брал. Надо ездить в Ваеги и на «Крепость»: там по-настоящему оценят пушнину и сырье, а товар продадим по твердой государственной цене. Когда у твоих людей будут мука, масло, всякий припас, оленей-то меньше станете бить на мясо, сохраните их и сами заживете получше!

— Так-то так, да далековато ездить, — задумался Ятгыргин.

— Далековато? Мы на собаках к вам быстро добрались, а на оленях с осени по мелкому снегу, а весной по последнему насту быстро перемахнете. Оленю ведь юколы не надо, корм под ногами. Вот мы уедем, а в марте вы в Ваеги привозите, что есть у вас, и запасете всего до осени. Еще полтора месяца промышлять зверя можно. А в ваши дела и обычаи мы вмешиваться не будем, пока сами не захотите по-новому жить.

За разговорами наступил вечер.

— Ну, Михаил Григорьевич, Шарыпов, начинайте перепись с Ятгыргина. Заявку на товары возьмите у него. А я пойду пока в другие яранги, посмотрю, как каюры устроились, с народом познакомлюсь.

— Пишите. — И Ятгыргин пододвинул ближе к свету низенький столик.

Часика через полтора я вернулся.

— Чай пить будешь? — дружелюбно обратился ко мне Ятгыргин. — Завтра к полудню все подъедут. Торговать будем.

Ермил Иванович пошел раздавать собакам мясо. Издалека послышался собачий лай, взвизгивание. Вернувшись в ярангу, Алин сказал:

— По всему видать, а особенно по моим костям, завтра будет хороший день, тихий, с морозцем. Ни одна косточка не мозжит.

Да, померз и помок Ермил Иванович Алин, помял своими лыжами чукотские снега, вот и косточки стали ныть на плохую погоду.

Алинский «барометр» оказался точным. Опять на редкость хороший день. Подъехали вилюнейцы. Нарт пятнадцать стоят у яранг. Определяю: все с товаром. Под оленьими шкурами на нартах горбом выпирают мешки с пушниной.

— Сегодня больше не приедут, — переводит мне Алин слова Ятгыргина. — Это ближние пожаловали; кто подальше стоит, завтра явится. Так лучше, посвободней, а то тесно в ярангах: вас тринадцать да их десятка три — ну и будет свалка.

Наши нарты распакованы. Стоят полукругом. Товар на виду. Для развлечения достали два малокалиберных ружья. В стороне на шестах укрепили бумажный лист с нарисованным на нем бегущим зайцем, достали патроны. И пошла стрельба. Состязаются охотники в меткости, оценивают бой ружья. Каждый меткий выстрел вызывает громкое одобрение, каждый промах — смех и шутки. Ятгыргинское стойбище, все три хозяина, уже отторговал ось. Веселые и довольные, балагурят с приезжими.

Приступаем к работе. Мое дело — оценить пушнину. Ермила Ивановича — выдать покупателю наш товар. Отец и сын Дьячковы пушнину и сырье будут укладывать в мешки, обминать и относить в малую палатку, разбитую в качестве склада.

Вот первый приезжий, старик. Долго копается в мешке на своей нарте, наконец выхватил лисицу, идет ко мне. Издали вижу: лиса дрянь. Рассматриваю мездру, волос. Лиса позднего, весеннего промысла. Как говорится, отцвела. Громадные «очки» на плечах, выпал кроющий волос. Мездра дряблая, с плесенью. Приемке не подлежит. Что делать? Старик смотрит на меня в упор. Народ стоит вокруг. Это пробная лисица, «хитрая» лисица. Меня проверить решили. Не купить — плохо: других оттолкнешь; взять нельзя: такую дрянь на базу во Владивосток не отправишь. Засмеют товароведы базовые. Да еще и штраф заплатишь за покупку нестандартного сырья. Тишина. Все ждут моего решения. «Возьму за двадцать пять процентов стоимости, как брак».

— Что из товаров покупать будешь? — спрашиваю старика. Старик заулыбался. Отобрал в первую очередь табак, чай, сахар, масло, все расфасовано по килограмму. Внимательно смотрит на меня. Он знает: лисица плохая. Я записываю отпущенный товар, подсчитываю его стоимость. Больше денег у сдатчика нет. Что, думаю, дальше будет? Теперь я наблюдаю с любопытством за стариком. Тот посмотрел на меня и понес к своей нарте купленный товар.

— Какомэй! — воскликнули окружающие и все сразу оживленно заговорили.

— Хорошо заплатил, говорят, — шепчет мне Алин.

— Пришлось так поступить, хотя лиса гроша не стоит.

Старик передал товар жене и несет мне уже весь свой мешок. В нем оказалось два песца, три лисы и выдра. Все хорошего качества, хорошо обряжены. Вот это пушнина! Оцениваю. Алин отпускает товар, я подсчитываю.

Как по команде, все бросаются к своим нартам, торопясь, развязывают мешки. Лед тронулся! Идет торг. Образовалась очередь. Помогать Алину встал Шитиков, вдвоем отпускают, что выберет охотник.

Каждого сдатчика направляют в большую палатку. Там Михаил Григорьевич и Шарыпов ведут перепись, берут заявки на товары. Так по конвейеру к четырем часам закончили торг.

Народ после торга пьет чай в ярангах; мы переселились в палатки, чтобы освободить место.

Уезжая, каждый подходит попрощаться за руку.

На завтра следующая партия сдатчиков. Товар отпускаем так, чтобы всем и всего хватило поровну.

За мукой, растительным маслом (оно у нас в бочках), керосином приглашаем в Ваеги, на «Крепость». Охотники согласны. Подъедут на оленях в конце марта по насту.

— Ну, как? — спрашивает Ятгыргин, когда мы сидим впятером за чаем.

— Пушнины изрядно подвезли и пыжик добрый. Неблюй так себе, но есть и первосортный, чистый, вылинявший, для себя на кухлянки, видно, женщины запасали. Но не устояли перед нашими товарами — продали.

— Завтра, — говорит Ятгыргин, — больше пушнины будет. В одном стойбище черная лисица есть. Я велел привезти. Народ вами доволен: товар хороший, пушнину взяли по высокой цене. Теперь получше заживем, а там и на Ваеги к весне поближе собираются многие ехать. А мне и в «Крепость» попасть охота.

— Приезжай, будем ждать.

Нам везет. День опять погожий, ясный, по здешним местам ласковый.

Торг начался сразу без выжиданий и раздумий. Дальние ехали через стойбище уже побывавших у нас вилюнейцев, обо всем уже знают.

— Вот этот, видите, двумя нартами приехал с женой. Вон, в нарядной кухлянке, малахай лисьим хвостом обшит. У него черная лисица.

Владелец чернобурки пошел с женой в крайнюю ярангу чаевничать.

Остальные с мешками столпились у нарт с товаром, и пошла приемка! Пушнины было порядком, да и пыжика с неблюем подвезли. Мои помощники освоились с работой, дело шло без запинки. Почти все отторговались, а владельца чернобурки все нет.