Святослав Бэлза - На суше и на море - 1982

Книжица эта, как писал веком позже Н. С. Лесков в очерке «Вдохновенные бродяги», «до сей поры не обратила на себя внимания исторических обозревателей нашей письменности, а она этого стоит, ибо это едва ли не первый опыт «импонировать» обществу посредством печати». Завершалось первое издание сетованием на то, что после стольких испытаний, выпавших на его долю, Василий «и в своем отечестве угнетается крайней бедностью».

Невзгодами порой вымощен путь, ведущий к большой удаче. «Нещастные приключения» пошли прямо-таки нарасхват, вот и поправились дела Баранщикова, стал он чуть ли не знаменитостью. Чтобы понять успех книги, надо принять во внимание и то обстоятельство, что вышла она в год, когда началась русско-турецкая война. Яркие впечатления соплеменника об Османской империи возбуждали немалый интерес. Спешно понадобились новые издания, с радужной концовкой, и их дополнили «Прибавлением, заключающим в себе описание Царь-града и турецких начальников духовных, воинских и гражданских», а также разделом «О странных турецких обычаях». Для пущей наглядности на отдельном листе воспроизвели клейма, скопированные с обеих рук нижегородского скитальца.

Второе издание книги — «с добавлением и фигурами» — расторопно оттиснули в том же 1787 г.;третье было выпущено в следующем, 1788-м, и, наконец, четвертое — в 1793 г. col1_0 указаны на титуле только первого издания, в последующих они исчезают. Зато появляется немалый перечень сиятельных особ, кои, как сказано, «наипаче соизволили быть виновниками перемены злополучий Баранщикова во благо». Поясняется, что, представя сим знатным особам «краткое начертание своих приключений и бедствий» (то есть первое, объемом всего 72 страницы издание книги), он «обрел в них столь сострадательные сердца, что удостоился милостей, которые избавили его от тягостного и долговременного ига нищеты…». Так Василий нежданно для себя преуспел на новом поприще.

Перед соотечественниками он предстал теперь не только гонимым судьбой скитальцем поневоле, но и своего рода «открывателем новых земель». Для современников, конечно, весьма любопытны были описания вроде следующего: «По жаркости климата тамошнего нельзя носить другого платья, кроме парусного, и все датские солдаты на острове Санкто-Томас, или Святого Фомы, одеты в парусный мундир… Сверх жалованья производили печеного хлеба по одному фунту или литру самого плохого по их названию шкофта: оный весьма хуже нашего российского хлеба, да и черен, ибо состоит из произрастения банана, называемого датчанами платна банана, и варили кофий всякое утро по нарочитой чашке с сахарным песком; банана очень сытна, оную можно есть, кроме сырой, соленую, вареную, печеную и жареную, и сие произрастение подобно несколько видом нашему еловому дереву, а вкусом, как огурец, и этот плод бывает длиною в пол-аршина, толщиною не более нашего большого огурца, кожа на нем зеленая, дерево высокое, ровное как наша ель, листья аршина в три и так легки, как трава…

В Санкто-Томасе растут еще плоды, называемые кокосовые орехи, кои известны уже и в Санкт-Петербурге, да и всем почти россиянам. Они весьма вкусны, дерево их высокое и очень крепко, высотою, как наша большая сосна, и растет на полях; жители острова Санкто-Томас собирают с него орехи… Дикие обезьяны, как скоро примечены будут на дереве кокосовом или близко оного, то обитатели острова Санкто-Томас приходят к кокосовому дереву и нарочно обезьян пугают, дразнят, мечут в них небольшими камешками; напротив того, обезьяны с дерева кокосова бросают самые орехи, которые они подбирают, там не более стоит орех двух копеек, или штивера. Растет еще в Санкто-Томасе сахарный тростник, наши россияне из простых людей называют оный плод сахарным песком, и будто есть сего песку целые горы, но в доказательство противного говорю, что плод сей подобен нашей российской граве ангелике, или, попросту назвать, боршу, или коровнику, которая растет на мокрых местах большею частью, нежели на гористых и кою малые ребята рвут и, очистивши кожу, едят, а американских природных жителей оного острова Санкто-Томаса арапов ребята, срезавши сахарную трость, едят и сосут сладость патоки, разрезав на части; взрослые же американцы подрезывают тростник месяца через три во всякое время, и он опять вторично вырастает; они его не сеют и не сажают, но сам оный вырастает срезанный, из него вяжут пучки, сделаны у них машины, по русскому названию, жомы, коими всю патоку выжимают и варят в котлах медных на огне, а она садится в песок, который они кладут в бочки, сделанные из досок, привезенных из Дании, а тамошнее дерево не годится, ибо весьма крепко, а особливо самшит, вернебук или красный сандал и прочие. Кофий на оном острове растет в немалом изобилии при морских заливах на деревах небольших, кои подобны нашей сливе или вишне и самой молодой яблоне, величиною не более аршина в два или три…»

Объективно оценивая п наши дни этот памятник российской словесности, академик Н. И. Конрад писал: «Книга Василия Баранщикова представляет большую ценность с географической стороны как документ, дающий сведения о странах, в которых побывал ее автор, о их природе, населении, о торговых связях, существовавших в ту эпоху. Столь же интересна она в других отношениях — историческом и литературном… В ней затронуты, пусть и отдельными штрихами, многие из самых важных явлений истории Европы XVIII века, и это делает, Нещастные приключения» Василия Баранщикова документом весьма интересным с исторической стороны. Книга эта столь же интересна и со стороны литературной; интересна тем, что в ней большой и разносторонний исторический материал показан на судьбе одного человека — не «героя», а «жертвы» эпохи. Возможно, так оно и было, что один и тот же человек действительно на самом себе испытал все «прелести» своего времени». Муза истории Клио запечатлевает на своем пергаментном свитке имена не только тех, кто восхитил ее, совершив нечто действительно значительное, но также тех, кто сумел чем-то незаурядным привлечь ее строгий взор, — удивив, разгневав, озадачив или хотя бы позабавив. Поэтому в летописи русской истории XVIII столетия сохранилось и скромное имя Василия Яковлева сына Баранщикова.

Рис. И. Нарижного

Хотя мы и привыкли к непостоянству погоды, время от времени она преподносит нам такие сюрпризы, что невольно возникает вопрос: уж не изменяется ли земной климат?

Только за последнее десятилетие в нашей стране наблюдались и чрезвычайно холодная зима, и очень засушливое лето, и, наоборот, иногда казалось, что времена года поменялись местами. Наблюдались и необычно сильные дожди, вызывавшие разливы рек, наводнения, и ураганные ветры, и обильные снегопады, и другие стихийные бедствия. Сообщения о них поступают со всех континентов Земли.