Святослав Бэлза - На суше и на море - 1982

Фото В. Киселева

Заставка Л. Костиной

Вначале был долгий разговор об оползнях вообще. Узбекские оползневики, оказывается, отменно знали историю оползней мира, а не только своих, среднеазиатских. В результате в моем блокноте появилась такая запись: «Случись нужда в составлении хроники всех оползней, то начинал бы ее Дименский (на ручье Киргилях), около 40 тыс. лет назад засыпавший малютку-мамонтенка. И пожалуй, этот оползень — единственный со знаком плюс: он сохранил науке, миру мамонтенка Диму (так его назвали по имени бульдозериста, который нашел животное) в идеальной сохранности — в космах желтой шерсти, с желудком, наполненным той, древней, травой. Потерявший мать, исхудавший от голода, он, семимесячный сосунок, пытался насытиться травой, бродя у реки. Поранил ногу, свалился в промоину и утонул в ледяной воде. Крутой берег реки, оползая, скинул на него пласт земли, похоронив на 40 тыс. лет в вечной мерзлоте».

Других добро творящих оползней что-то ученым не вспомнилось.

…Первая половина XV в. Нижний Новгород. «Оползла гора сверху над слободой и засыпала 150 дворов с людьми и со всякой скотиной», — свидетельствует летопись.

1523 год. При впадении реки Суры в Волгу огромный оползень уничтожил город Васильсурск.

1884 год. Саратовские губернские ведомости: «Еще за несколько дней до катастрофы земля начала медленно оползать к Волге, покрываясь на поверхности трещинами и буграми. По ночам слышался треск домов и звяканье ломающихся стекол. Полы в домах приподнимались, печи давали трещины. В 11 часов утра 20 сентября движение земли стало быстрым и значительная часть горы с шумом обрушилась в реку. Крупные здания, находившиеся на Соколиной горе, переломились надвое, натрое и некоторые затем упали».

1889 год. Приволжское село Федоровка. Еще свидетельство: «Шатались стены домов, глухо гудела содрогавшаяся земля, а жители вдруг поняли, что и они, и их избы… медленно движутся к Волге! Пришлось переселяться в другое место».

Богатая историография у оползней! Но человеку, не видевшему их, трудно представить жуткое зрелище, когда земная твердь, столь надежная и потому не замечаемая нами, вдруг трескается, как лед весной, и уходит из-под ног. Мне предложили посмотреть документальный кинофильм, снятый любителем Ампиловым. (О грядущей катастрофе в Каранкуле инженеры-геологии знали заранее, жители были срочно эвакуированы, а отчаянный смельчак Ампилов, кинолюбитель, остался на безопасном, с точки зрения оползневиков, склоне горы, чтобы снимать взбунтовавшуюся твердь.)

…Это ни на что не похоже! Аналогии найти трудно. Земля, извечно твердая, терпеливо сносящая и нас, и наши «Жигули», тракторы, КрАЗы, МАЗы, треснула, загудела и поехала-покатилась, как черная река. И вот уже не катится, а несется, асе наращивая скорость, и теперь не река это, а ревущая, пенящаяся черная пучина, глотающая без следа блеющую отару овец, беленький домик путевого обходчика, хрустнувшие, как спички, гиганты-тополя…

Фильм — пожалуй, единственный документальный о «живом» оползне — кончился, а я ловлю себя на мысли, что с недоверием и ужасом всматриваюсь в серую твердую ташкентскую землю под ногами — не предаст ли? Не стронется ли с места?

Сколько дремлющих сил, не известных человеку, таишь ты, земная твердь! И не поспешили ли мы, доверчиво назвав тебя твердью? Землетрясения, обвалы, сели, оползни… Из всех этих стихийных бедствий менее всего изучены оползни. Узбекские геологи исследуют и стихийные оползни, и те, что вызваны строительной деятельностью человека. Для удобства они получили названия. Снятый на пленку инженером Ампиловым оползень носит имя Каранкульского — по кишлаку Каранкуль, где он начался. А были еще Ходжикентский, Ат-чинский и много других. В горных районах Средней Азии зарегистрировано почти 10 тыс. оползнепроявлений! На одном из них, сейчас затаившемся, мне удалось побывать. Это в Чимганском ущелье, облюбованном горнолыжниками, спелеологами, туристами и, оказывается, еще почвоведами.

Вот он, глубокий, прорезавший склон торы сверху донизу овраг. Замерший, недвижный сейчас, поздней осенью. Весной ручьи и потоки с гор размывают его края того и гляди придет земля в движенье.

Но и сейчас из глубины оврага-пpoпaсти пахнуло на нас затаившейся бедой; камешек летит туда томительно долго. Спутники укоряли меня за него: может начаться обвал.

— Да и от края лучше отойти подальше, — советует доктор геолого-минералогическнх наук Игорь Степанов. Он сотрудник Института агрохимии и почвоведения АН СССР, что в Пущино, под Москвой, но, как и другие почвоведы, облюбовал Чимганский оползень: уж очень хорошо видны здесь все пласты земли. Не нужно рыть глубоких шурфов в разных местах, чтобы выяснить структуры почв региона. В самом верху этого слоеного пирога — тонкая черная полоска. Это наша живая земля, собственно почва, которая дает жизнь растениям.

— Видите, черная полоска — прерывистая. Вначале она тянется вдоль карьера на одной высоте, но в месте понижения сужается, а потом вовсе сходит на нет, — говорит Степанов. — Это может означать, что между вершинами этих гор когда-то была земля! Плато! А смыта эта земля водой. И такое незаметное человеческому глазу движение продолжается, пока когда-нибудь, через миллионы лет, не сровняются вершины гор, и тогда снова здесь будет плато…

Впечатляющий экскурс — сразу и в далекое прошлое, и в еще более отдаленное будущее. Но меня больше волнует сегодняшнее и завтрашнее, более близкое. Вот эта темная полоса, о которой с увлечением толкуют сейчас оползневики и почвоведы, и есть та почва, которая нас кормит. Под ней, такой узкой, — разноцветные, безжизненные пласты, умершие. И оползни отнимают у нас эту столь нужную человеку и всему живому полоску.