Святослав Бэлза - На суше и на море - 1982

Остров выгорел за час. Иду по пепелищу к своему домику. Самое грустное зрелище — обгоревшие ежики. Я и не подозревал, что они здесь обитают. Беднягам бежать было некуда. Я оглядываю горизонт: как всегда, пусто.

На острове не осталось даже веточки для растопки. Пора убираться отсюда. До следующего большого острова около семисот метров — доплыву ли?

Сначала перестаю чувствовать ноги. Они деревенеют. Все мелкие мускулы застыли, сосуды сжались. Холод ледяной рукой хватает за горло. Начались спазмы дыхательных путей. Я задыхаюсь…

…Но страх, как и злость, повышает содержание адреналина, а тот в свою очередь стимулирует некоторые физиологические и психологические процессы. Накапливаются запасы гликогена, и физическая выносливость увеличивается. Как только я испугался, от сонливости не осталось и следа. В голове мелькает мысль, что, если через несколько- секунд не удастся восстановить дыхание, мне конец. Переворачиваюсь на спину и разрываю верхние пуговицы одежды. Делаю глубокий вдох. Медленно подгребая ногами и одной рукой, другой поглаживаю горло. Мышцы вроде бы не отвердели, и это успокаивает. Видимо, намокшая одежда сдавила шею. Я нахожу оказавшийся в стороне плотик и плыву дальше. Коченею все больше, но появляется уверенность, что не пропаду и на этот раз.

Образность казахской топонимики передалась и мне. Этот остров гораздо больше — около шести километров. Его я окрестил Беличьим. Не знаю, как слово «белка» по-казахски, но своей формой он напоминает разостланную шкурку сибирской белки.

Растительный и животный мир здесь богаче, чем на первом острове. Как только я выкарабкался на берег, из-под ног выпорхнула и полетела на бреющем полете над кустами парочка фазанов. На южных склонах небольших дюн уже виднеются побеги зелени. Появляется неприятная мысль: скоро вылезут из нор змеи и скорпионы. Кое-где густые колючие, переплетенные ползучими травами, непроходимые кусты. Это тугайные (приречные) джунгли. Веток для костра хоть отбавляй. Кибитку леплю на правой ноге Белки, ближе к Тайлакджегену.

У этого острова линия берега разнообразнее. Здесь нет тростника, лишь обломки скал, слои извести, глины. Множество непуганой рыбы. Она уплывает, только когда протягиваешь к ней руку. Плывя на поверхности, я оглядываю темные ямы и таинственные ущелья. Вот темный силуэт показался из-под отвесного обрыва и медленно движется у дна наискось от моего пути. Тень размером с меня. Видны белые, полумесяцем губы. Я отмериваю от них около сорока сантиметров — и… Но тут во мне закипает борьба: я не привязан! Такой сомина может вырвать из рук ружье… Но ведь такой случай бывает раз в жизни. Спускаю курок. Моя рука почти вывернута из суставов. Но к этому я готов. Скользкое тело проносится мимо меня, дважды задев лицо и сорвав маску с трубкой. Ладно, найду потом! Сом бьется, словно заарканенный мустанг. От поднявшегося со дна ила вода темнеет. Раза два поднимаюсь на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Наконец рыбина успокаивается, и я поворачиваю к берегу. Уверенности, что сом не сорвется, еще нет. Но все же вылезаю на берег. Стрела погнута, язычок тоже еле держится. Выстрел неплохой — стрела у самой головной кости; попади я в живот — сом давно бы сорвался. Прикидываю, что в соме не менее четверти центнера. Гора мяса! Оптика маски увеличивает в воде все предметы на треть, поэтому сом и показался великаном.

Сомятину я готовлю по-туркменски. Для этого необходим тандыр — земляная печь с узким горлом, похожая на чайник. Воздух попадает туда по боковому каналу вроде как через носик чайника. Угли на дне. От них равномерно разогреваются стенки. Я леплю к ним куски сомятины величиной с кулак. И без приправ получается нечто необыкновенно вкусное.

Из кожи сома я делаю зеноц. На Памире их шьют из козьих или овечьих шкур. Если зеноц надуть, его можно использовать как плавучее средство при переправе. В ущелье Бартанг в Таджикистане мне довелось наблюдать и соревнования по плаванию с зеноцами.

Следующий сом был килограммов на двенадцать. Он взмутил воду и сорвался. Я нашел его позже: он лежал на дне брюхом вверх, в боку зияла огромная рана. Крупные рыбы почти всегда срываются, если только не попадешь стрелой между костей или крупных хрящей. В тот же день видел сома — настоящее чудище: длиной около трех метров, с огромной сплюснутой головой, усы толщиной с карандаш, а вот глаза с пуговичку. Стрелять в него значило бы распрощаться с ружьем.

Золоточешуйного сазана или серебряного усача высмотреть не проблема. А вот сомы отлеживаются в темных ямах или пещерах, заметить их удается только при спокойном море, когда ил оседает на дно. Я добыл еще нескольких сомов. Жарил их и сушил, нарезав мясо ломтями.

Весна в Средней Азии начинается бурно. Подул «афганец» — сильный теплый южный ветер из пустынь Афганистана, — и все ожило, зазеленело, расцвело. «Афганец» поднимает в пустынях песчаные бури и штормы на Арале. Вода мутнеет. Но это не беда: у меня немалый запас сушеной рыбы. Интересно наблюдать за пробуждением природы. Из веточек саксаула тянутся нежные зеленые стебельки с почками. Это и есть листья растения, других у него не бывает. Этими почками питаются верблюды, овцы, сайгаки.

Прилетают пеликаны и кормораны. Аральские пеликаны — короткохвостые птицы светло-розовой окраски. Они сразу же принялись свивать гнезда в камышовых зарослях. Интересно, каковы их яйца?.. Я не подозревал, что пеликаны не умеют нырять и поэтому рыбачат в мелких местах, бродя по воде. Задрав вверх клюв, они заталййвают рыбу в свои знаменитые мешки. Зато кормораны ныряют превосходно. Черные, длинноклювые, они прилетают на остров только поохотиться. Гнезда свивают в скалах.

На острове появились грибы. Понюхал их, пожевал, решился сварить. После осточертевшей рыбы это блюдо показалось превосходным. Но к вечеру они дали о себе знать. Нарушились функции мочевого пузыря. К счастью, съел я этих грибов немного. Через сутки все прошло. Еще раз подтвердилось правило — не ешь незнакомых грибов!

Это происшествие заставило проанализировать свой рацион. Я — вспомнил о французском враче Алене Бомбаре, авторе книги «За бортом по своей воле». Два месяца он питался рыбой и планктоном. После своего путешествия через Атлантику он долго лежал в больнице — лечил позвоночник. И лишь потому, что организму не хватало кальция. Он выбрасывал рыбные кости. Вспомнив этот поучительный пример, я уже не бросал их в костер, а размалывал на камне и съедал вместе с рыбой.

Весеннее буйство природы действует и на психику, особенно когда дует западный ветер. Мысленно прослеживаю его маршрут: Атлантика — Средиземное — Черное море — Кавказ — Каспийское море — плоскогорье Устюрт — Арал. Эти ветры проносятся и над Литвой. Только здесь они обсыхают, становятся знойными.