Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1983

Благодаря исключительной способности оставаться постоянной в своем кариотипе [4] Кариотип — однообразие вида по ядерному строению клеток. сосна оказалась наиболее долговечной среди деревьев. На Американском континенте нашли экземпляр одного из видов сосны, возраст которой определен в 4900 лет — старше пирамиды Хеопса! И это дерево было зеленым!

Сосна изменялась в веках лишь незначительно, приспосабливаясь к определенному ареалу жизненных условий. В северном полушарии насчитывают теперь около ста ее видов — все вечнозеленые, кроме лиственницы, все с хвоей, длина которой бывает и два сантиметра, и сорок. Из произрастающих в нашей стране самая длинная хвоя — 12–15 сантиметров — у сосны пицундской, сохранившейся всего в двух рощах — на мысе Пицунда в Грузии и. на крутом морском берегу возле Джанхота, недалеко от Геленджика.

Человек отличал сосну среди других древесных пород еще в каменном веке. Она обогревала его и лечила. Сосновую смолу — живицу считали необычайно полезным снадобьем. В Прибалтике и Греции почитание сосновой живицы было связано еще и с янтарем — окаменевшей смолой, которую выбрасывало море. В те времена подобное чудесное превращение смолы казалось божественным. Так возникла легенда о нимфе. Питие: бог северного ветра Борей превратил прелестную нимфу в сосну, приревновав ее к лесному божеству Пану.

Что ж, поэтичная легенда вполне соответствует красоте дерева. Особенно привлекательны сосновые сообщества — боры. В вечернюю пору, когда лучи солнца наискосок прорезают такой бор, золотисто-бронзовые стволы с зеленой крышей крон приобретают праздничную торжественность. Так и напрашивается сравнение с храмом. Сквозь ажурные кроны просвечивает небесная голубизна, земля окрашивается в теплые коричневатые тона. Грудь наполняет бодрящий воздух с запахом свежести и терпкой смолы. Тишина необыкновенная. Тени от деревьев не густы и не слитны, только в глубине бор чернеет загадочно и жутковато. Под ногами мягко пружинит толстая подстилка из хвои. Когда воздух к ночи холодеет, от боровой земли поднимается аппетитный грибной дух; муравьиный запах вливается в ночной аромат под соснами. Уютное тепло от нагревшихся за день стволов обнимает человека в предночи. И кажется, что именно здесь — колыбель всего живого.

Едва постигнув мастерство сооружения жилищ и выделки предметов быта, люди прежде всего оценили сосну за чистую древесину, которая хорошо обрабатывается, издает приятный запах и способна долго сохраняться.

С давних нор на сосну, этот великолепный дар природы, глядели все больше глазами потребителя. Ее длинноволокнистая древесина шла на целлюлозу и бумагу. Лучшие столярные поделки изготовляли из сосны. Смола стала сырьем для канифоли и скипидара. Хвоя годилась для витаминной муки. В начальные годы выплавки железа из руды уголь готовили из сосновых пеньков и кореньев, опустошая старые боры на десятки верст возле каждого завода. Словом, рубили сосну с таким усердием, что от боров нередко оставалась одна песчаная пустошь.

Рубка продолжается и сегодня. С тревожным ускорением.

Есть места в европейской части нашей страны, где за последние полвека сосновые боры едва ли не уполовинились. Так, в Вологодской области еще в 1927 году хвойные составляли девяносто процентов всех лесных пород. Сейчас сосна и ель едва тянут здесь на тридцать процентов. В Кировской и Пермской, Архангельской и Калининской областях сосны стало намного меньше. Местами уже не найти ни спелых, ни приспевающих боров. Только молодняк вперемешку с лиственными деревьями.

Сосна, недавно занимавшая 108 миллионов гектаров, то есть более восьмой части общей площади лесов по стране, ныне уже растет лишь на 70 миллионах гектаров. Более всего за Уралом.

Что же происходит на вырубках? Естественное возобновление? И да, и нет. Лесники этого очень хотят, но природа поступает по-своему.

Сосновый молодняк, проросший из опавших семян, поднимается медленно: в первый год — на высоту спичечного коробка. На вырубках тянется вверх не только сосна. Ее обгоняют травы, быстро растущая поросль березы и ольхи с осиной, которые вскоре и глушат сосновый подрост, образуя лес — не лес, а что-то густое и темное, под пологом которого тихо умирают молодые сосны.

Праздничный ландшафт, от века свойственный умеренному поясу нашей страны, конечно, меняется. Местами уже не сосна великолепная определяет его красочность, а лиственные породы, прежде всего береза и ольха.

На западе и северо-западе Русской равнины есть одно особенное и пространно-лесистое место. От берегов Балтики через всю Латвию и Северную Белоруссию вдоль Даугавы — Западной Двины, на юго-восток и восток, по землям Псковской, Смоленской и Калининской областей протянулась широкая черно-зеленая полоса хвойных лесов. Вместе с Западной Двиной леса поворачивают на север к городку Андреаполю и разбегаются по западным склонам Валдая.

Это особенный ареал сосны и ели, лишь местами рассеченный вторичными лиственными лесами, болотами и пашнями Латгалии, Псковщины и Твери. Огромный массив хвойных прикрывает почти весь бассейн Западной Двины, верховья Днепра и Волги — трех могучих рек, начинающих жизнь у конечных гряд Валдайской возвышенности. Столь же густые сосновые и еловые леса заполняют берега латвийских рек Венты и Гауи.

Широкое тысячекилометровое пространство, протянувшись на восток от моря, с незапамятных времен служило своеобразной дорогой, по которой атлантические воздушные потоки, родившиеся над океаном, двигались в глубь Евразии, насыщая Русскую равнину влагой и теплом. Встречая колючие кроны слитного леса, они затухали у подножия Московско-Смоленской гряды. Здесь возник особенный климатический регион. Погодные условия и растения, к ним приспособившиеся, создали своеобразные лесные почвы, образовали свою водную систему. В этих условиях развивалась первоструктура сосны, которая вместе с елью и образовала устойчивые лесные массивы.

Еще в средние века лесовладельцы и торговцы лесом, большую часть которого они отправляли через Рижский порт, заговорили об особенной рижской сосне, вкладывая в это понятие чисто деловой, потребительский смысл: рижская, — значит, первосортная, с отличной древесиной, стволом исключительной прямизны и очень прочной структурой, что особенно ценилось в эпоху парусного флота.

Рижскую сосну покупали охотно. И если лесопромышленникам нужны были мачтовые хлысты, то ученых-лесоводов разных стран заинтересовала живая сосна из бассейна Даугавы. Позже в Западной Европе были сделаны посадки, особенно крупные во Франции, затем в Бельгии, Швеции, Нидерландах, Германии, Норвегии, даже в США и Канаде. В сравнении с экотипами из девяноста географических районов мира рижская сосна была признана лучшей.