Виталий Бабенко - На суше и на море 1984

Было известно, что совсем недавно одна из иностранных платформ затонула из-за пустяка: во время шторма сорвало заглушки вентиляторов и залило водой внутренние помещения. Поэтому тщательно задраили все крышки люков, вентиляционные отверстия, оставив незакрытой лишь вентиляцию дизельного отделения.

«Оха», стоимость которой составляет десятки миллионов долларов, была застрахована в «Ингосстрахе», который перестраховал ее в английской и японской компаниях: слишком велик был риск, чтобы на это пошла лишь одна из них. Представитель «Нобл Дентон» (это, как обычно, был опытный моряк) ознакомился с долгосрочным прогнозом, проверил надежность крепления оборудования. После этого был получен страховой полис. Таким образом, в случае гибели платформы судовладелец — объединение «Сахалинморнефтегазпром» — получил бы страховую сумму.

И вот ушел последний вертолет. Платформу спустили на воду. Зашло солнце, и сразу появилась огромная багрово-красная луна.

«Я первый раз видел такую луну в этих местах, и стало как-то не по себе», — вспоминает Сергей Корыткин, парень с педагогическим образованием, увлекшийся морем, кочевой жизнью морского буровика. И кто знает, что это было — предчувствие беды или просто реакция от напряжения при подготовке «Охи» к походу. Ведь на него, такелажника, легли основные заботы по креплению оборудования.

«Начали буксировку. Следуем по назначению. Ветер западный, 6 метров в секунду, высота волн — метр», — радировал в Южно-Сахалинск капитан Милютин. И наутро: «Ветер западный, 2 балла, море —1 балл. На буровой и судах все в порядке».

Да, вначале погода была великолепной. Шли, «как по доске». Но берег уже радировал идущему к югу каравану: «Штормовое предупреждение. В проливе Лаперуза, заливе Терпения, юго-западной части Охотского моря, у центральных Курильских островов ожидается восточный-юго-восточный сильный штормовой ветер, 25–30 метров в секунду, высота волн — 4–5 метров».

Через несколько часов снова: «Ветер 29–30 метров в секунду, жестокий шторм».

Все свободные от вахты вышли на палубу, дополнительно крепили колонны, оборудование, опутывали тросами водолазный колокол.

С «Охи» через каждые четыре часа в экспедицию поступали радиограммы: «Курс прежний, ветер 20–25 метров в секунду, высота волн — 4–5 метров. За сутки прошли 45 миль. Штормуем. Установка дрейфует в сторону берега. На платформе и судах все в порядке».

Так сообщал капитан. Спокойно, не теряя морского достоинства. А в это время…

Через платформу, которая возвышалась над водой лишь на три метра, перекатывались гривастые валы, и вода не успевала сходить. Неистово ревел ветер, где-то бухало металлом о металл, натужно скрипела раскачиваемая волнами установка и время от времени словно кричала от боли. Это срабатывали автоматические датчики тревоги. Было уже за полночь, но никто не спал. Да и как уснуть при этой качке и душераздирающем скрипе? Как только получили штормовое предупреждение, капитан, начальник каравана Милютин, который находился на буксирном судне, принял решение уходить в море, чтобы в разгар циклона быть подальше от берегов Сахалина.

На «Охе» обязанности капитана исполнял старпом Эдуард Самченко. Моряк он молодой. Плавал матросом, потом окончил мореходное училище, стал штурманом. Увлекается парусным спортом, ездит в яхт-клуб, учит мальчишек не бояться моря. За капитана был впервые в жизни. Но рядом, в ходовой рубке, находились два бывалых капитана, прикомандированные на время перегона. Был еще один моряк, прошедший, как говорится, огонь, и воду, и медные трубы. Это боцман Дихтяр. Но о нем речь впереди.

Ветер усиливался час от часу. По синоптическим картам, которые принимали на установке, стало ясно, что два циклона, которые двигались навстречу друг другу и, казалось бы, должны были поэтому ослабнуть, наоборот, объединились и с удвоенной силой ударили по каравану. Стрелка на шкале, показывающая скорость ветра, временами прыгала за цифру «40».

Самченко позже рассказывал, что подумал: «Не может этого быть, врет прибор!» Выждав момент, приоткрыл дверь рубки, выглянул в ревущую ночь, и его тотчас отбросило назад, протащило по леерам. Задыхаясь, он с трудом пробирался назад, в рубку. Здесь светились экраны телекамер; глазки их были нацелены на те объекты, которые невозможно обозреть с мостика. И было видно, как растут водяные валы, усиливается шторм, как бочки, прикрепленные к металлическим стойкам канатами, вдруг срываются с места и, словно сумасшедшие, начинают носиться по платформе. Потом рушится приваренная к палубе кассета кислородных баллонов весом около тонны. Она крушила все, что попадалось на пути, сбивала барашки на крышках люков.

Хотя на платформе все было закреплено по-штормовому, от ударов волн, качки, бешеных порывов ветра крепления постепенно расходились, развинчивались, ломались. Трубы, бочки, металлические детали гремели, бряцали, тарахтели. На нижней палубе от напора неуспевающей схлынуть воды тяжелые рифленые двери вгибались внутрь помещений, вибрировали, и сквозь щели уже потекли струйки.

На мостик то и дело поступали тревожные сигналы.

Нужно было посылать людей туда, где грозит наибольшая опасность. Чтобы избежать трагических случаев, Самченко запретил выход на палубу с первого этажа. Морякам аварийных команд разрешалось выходить лишь со второго этажа, да и то с помощью страховых тросов.

Первую вылазку сделали на вертолетную площадку, она хоть и возвышалась на десять метров над морем, все же иногда касалась воды. Там начали «ездить» плиты, их закрепили заново. Потом наступила очередь буровой площадки, где стали разваливаться штабеля труб.

За полночь началось самое страшное. Сила шторма достигла 12 баллов. Восьмиметровые волны обрушились на палубу. Вода начала поступать во внутренние помещения.

С мостика заметили, что вертолетная площадка уже не только касается воды, но и время от времени погружается в волны. «Вертолетка» представляла собой металлическую раму из мощных тавр и швеллеров. Плиты же из ячеек, как уже говорилось, были вынуты. И все же каждое погружение площадки отзывалось дрожью всего корпуса. Посоветовавшись, Милютин и Самченко решили заполнить водой кормовые танки, чтобы приподнять носовую часть платформы. Они отдавали себе отчет в том, что волны обрушатся на корму с еще большей яростью, срывая оборудование и сбивая крепления трюмов.

Борис Масленников, главный энергетик, в те штормовые часы был связным между мостиком, палубой и машинным отделением, он видел, что где происходит, как ведут себя люди.

Сначала соблюдался судовой распорядок, но вскоре вахты и подвахты перемешались. Каждый был на «товсь», не сидел без дела.