Виталий Бабенко - На суше и на море 1984

Даже в настоящей степи теперь редко где увидишь такое. Степи давно распаханы, неудобья повытоптаны скотом, сеять ковыль никто не помышляет. Вот и становится это былинное растение, воспетое в стихах и песнях, почти легендарным.

Ковыль — злак долговечный. Каждая дерновина живет лет по пятьдесят. За это время она успевает дать много семян. Созревшее семя ветер легко выдергивает за длинную ость — ту самую, что придает ковылю всю его красоту! — и относит в сторону. Достигнув земли, остроконечное семя благодаря хитроумному устройству окончания ости, словно бурав, быстро «ввинчивается» в почву и, лишь уйдя на значительную глубину, прорастает. Казалось бы, при столь надежной системе жизнеобеспечения ковылю гарантировано обильное расселение. На деле положение оказывается иным. Прожорливые мыши и насекомые еще до того, как ветер вырвет и унесет семена, уничтожают большую часть их урожая. Рогатый скот, стихийное бедствие могут почти начисто уничтожить дерновину. Однажды исчезнув, ковыль редко и медленно возвращается потом на прежнее место.

Когда на Оке случаются высокие и длительные паводки и «Долы» целиком заливает вода, туго приходится ковылю, типчаку и другим сухолюбивым пришельцам. Паводковые воды вместе с илом приносят массу семян обычных местных растений, с которыми степнякам бывает трудно состязаться. И хотя разливы Оки не дают лугам поседеть от ковыля, он здесь наиболее приметное «лицо». Не случайно самый большой дол назван Ковыльным.

За этим долом, ближе к Оке, лежат еще три дола поменьше — Луковый, Протопопов и Чемерицевый (первый и третий названы по именам характерных для них растений), разделенные Вишневой, Березовой и Сионской грядами. На Вишневой гряде хозяевами положения чувствуют себя невысокие кустики степной вишни.

«Долы» — это лишь крохотный кусочек большой долины, то сильно расширяющейся возле деревни Лужки, то резко суживающейся ниже по течению реки. Территория между Лужками и селом Зиброво с прилегающими лесными террасами и есть главный очаг и исконная колыбель знаменитой окской флоры. Второй ее очаг расположен в нескольких километрах к востоку — в окрестностях деревни Никифорове В них — все растительное богатство левого берега.

Вместе с тем эта деревня лежит далеко за пределами заповедника, а его южная граница как раз упирается в пойму. Сразу же за оградой начинаются совхозные поля с овощами и кормовыми культурами. Среди них небольшими островками разбросаны участки вольной растительности. На этих вот «островках» крохотными колониями и держатся самые что ни на есть ценные для науки растения-уникумы. Чтобы сберечь от гибели, их пересаживают в заповедник, а остающиеся на местах по согласованию с администрацией совхозов обносят металлической сеткой, ведь не исключено, что эти островки дикой природы могут распахать!

Взять, например, тюльпан Биберштейна. Растет он в европейской части Союза всего в девяти местах — в южных степях и на солончаках Среднего Поволжья. Кто бы мог подумать, что этих питомцев далеких степей можно встретить в Подмосковье! Недавно на территории совхоза «Серпуховский», у берегов речушки Пониковки, нашли целое скопление этих эфемерных цветов, а еще одно — около села Турово. Несколько сот луковиц пересадили в «Долы», остальные на участке в 400 квадратных метров по договоренности с совхозом огородили сеткой.

Или такой пример. В километре от западной границы заповедника среди молодых посадок сосны обнаружили редчайший реликт ледниковой эпохи — зубянку тонколистную. Пересадили часть растений опять же в «Долы», но они слабо приживаются. Цветут вообще единичные особи.

Очень хотелось бы надеяться, что заповедник и совхоз скоро и полюбовно завершат давно ведущийся разговор. Теперь, кажется, всем уже ясно, что естественный выход к реке заповеднику совершенно необходим. Это важно и для сохранения реликтовой флоры, и для более полного удовлетворения потребностей вольного стада зубров, и для поддержания естественного режима в пойменной части заповедника. Наукой же доказана нецелесообразность распашки лугов возле самого уреза вод.

Не менее знамениты другие ботанические раритеты: осока притупления, встречающаяся и в «Долах», и возле Лужков и Никифорова, или, скажем, один из видов сердечника, сохранившийся у Фетисова пруда, в нескольких сотнях метров от юго-западного угла заповедника. Площадь, занятая крохотными колониями этих скромных «травок», для совхоза сущий пустяк, не более полевой межи, а для науки — настоящий клад.

Зубянка, осока и сердечник — типичные горно-альпийские виды, растут они в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Пункты их встречи на европейской территории страны можно перечесть по пальцам. Как попали эти растения на Среднерусскую равнину и «записались» в аборигены окской флоры? Или, может быть, они — осколок древнего альпийского сообщества, существовавшего на Оке до прихода ледника? Тогда почему именно эти виды уцелели, а большинство других погибло? И как это им удалось прижиться в окружении равнинных степняков? Вот вопросы, на которые предстоит еще найти ответ.

Кроме заливных лугов, боровых дюн и открытых песчаных грив Окская долина приютила немало озерков, бол отец, сырых впадин. Их обрамляют то густые заросли кустарника, то задумчивые развесистые ивы. Среди всего этого живописного многообразия достаточно места и для уроженцев северной таежной природы. Меж остепненных лугов нет-нет да и попадается сфагновое болотце — сюрприз, оставленный ледником. Его растительность — третий компонент здешней флоры.

«Степняки», «северяне», «обитатели гор» — со всех сторон сошлись они на берегу Оки. На диво людям составили они вместе сложный, неповторимый «букет», благоухающий всеми ароматами. И нет ничего удивительного в том, что уже с середины прошлого века потянулись в эти места многочисленные «паломники». Кауфман, Горожанкин, Талиев, Голенкин, Флеров, Сырейщиков, Литвинов, Алехин — вот имена самых известных московских ботаников. Всех их заманила, поразила, околдовала окская флора, и все они без исключения были в нее влюблены.

Некоторые считают, что горные и таежные виды наряду с местными существуют на Оке с очень давних времен, степные же растения появились после того, как растаял последний ледник и климат стал более сухим и теплым. Их семена принесли (и до сих пор продолжают приносить) воды Оки с южных степных пространств. Часть пришельцев, не встретив подходящих условий, погибла, остальные прижились.

Существует и другая, по-видимому более обоснованная версия. Авторы, которым она принадлежит, утверждают, что вообще весь бассейн Оки входил в зону доисторических степей и что, следовательно, степные растения были в нем исконными обитателями, а не случайными пришельцами. Действительно, трудно допустить, чтобы иммигранты с Юга могли в массе закрепиться в чуждой обстановке и так сильно потеснить здешние формы. При заносе семян на новом месте могли закрепиться одно, два, от силы несколько южных растений. Но на Оке их десятки. И растут они не как-нибудь, а нормальными, слаженными сообществами, подчиняются тем же жизненным ритмам, что и местные виды-хозяева, и, судя по всему, не чувствуют себя среди них «бедными родственниками».