Виталий Бабенко - На суше и на море 1984

Растут бананы очень быстро. Едва показавшись из земли, саженец уже через восемь месяцев становится взрослым и дает такую вот большую тяжелую гроздь. Но все эти восемь месяцев за растением надо ухаживать, как за ребенком. В основном поить. Бананы пьют, как слоны — бочками. Значит, надо рыть колодцы, ставить насосы, по длинным арыкам пускать воду на плантацию. Едва земля просохла, снова давай ей воду. И все время надо рыхлить землю мотыгой далеко вокруг ствола, а этих стволов тут тысячи! Через каждые восемь месяцев растения приходится вырубать, потому что второго урожая ствол уже не даст…

При помещике уход за банановой плантацией был трудом рабским — от зари до зари. Теперь в госхозе много техники — насосы, грубы, грузовики. У людей нормированный рабочий день, твердая ежемесячная зарплата. Если кому-то из рабочих нужен транспорт для личных нужд, госхоз никогда не отказывает. И люди теперь трудятся по-другому: с охотой, с желанием. Отсюда и Урожай, и стремление перевыполнить план, завоевать почет и уважение…

И все же трудное это дело — выращивать бананы. Даже убирать их трудно. Попробуйте поднять полную гроздь!

Кадер ведет меня к небольшому навесу, около которого стоит несколько грузовиков. Мужчины выгружают из кузовов тяжелые гроздья, острыми ножами разрубают их на кисти поменьше. Женщины моют эти кисти в больших, наполненных водой резервуарах и, упаковав в ящики, снова подносят к машинам. Я с трудом отрываю от земли полную банановую гроздь. В ней, вероятно, килограммов сорок, не меньше!

— Наши бананы идут во многие страны, — говорит Кадер. — В Кувейт, Джибути, Бахрейн. И география экспортных поставок будет расширяться…

Если когда-нибудь, читатель, тебе попадет в руки банан из Йемена, вспомни про молодого директора госхоза Абдуллу Кадера, который учился у нас в Ташкенте, а теперь с утра до ночи ездит по плантации, своими руками ремонтирует насосы. Вспомни про 260 женщин и мужчин, что трудятся под палящим аравийским солнцем. И хотя бы мысленно скажи им «спасибо»!

Растут бананы невысоко. Достать бананы легко. Вырастить — неимоверно трудно.

И вновь дорога бежит через пустыню. Песок, словно снег, переметает шоссе, белыми разводами замирает на нем — точь-в-точь русская снежная поземка. Изредка попадаются мосты через когда-то бурлившие реки. Но вода давно ушла, растворилась в песке, остались только желтоватые сухие извилистые канавы. Их зовут здесь «вади». И говорят, к примеру, не река Тубан, а вади Тубан, то есть бывшая река Тубан. Печальное, страшное, горькое это слово — вади.

Маячившие на горизонте горы придвинулись — и многое вдруг изменилось вокруг. Исчез песок, высокая трава встала по обе стороны шоссе. Промелькнула деревня — глиняные, без окон домики, сплетенные из веток заборы. Появилась пальмовая рощица справа, за ней — густые, словно джунгли, заросли бананов. Но и пальмы, и трава, и бананы — все покрыто густым слоем пыли, все изнывает от недостатка влаги.

Год назад здесь все было по-другому: по арыкам текла вода, ее отводили из реки Бана, единственной реки в этой местности. Но осенью 1981 года плотину на реке разрушил сель, и водохранилище исчезло. Огромный район остался без влаги, которая давала жизнь и пропитание.

Йеменцам пришли на помощь советские инженеры и рабочие. Был срочно создан проект новой плотины. На берегу Баны появилась советская техника. На строительство этой плотины, которое началось всего месяц назад, мы и держали путь.

…Послышался рев моторов — он шел откуда-то из глубины земли. Потом я увидел стрелы экскаваторов, точнее, только верхушки стрел. Лишь подойдя к краю глубокого котлована, я понял: стройка развернулась на дне почти полностью высохшей реки. Там урчали, вздыбливая валы земли, бульдозеры, грызли сухую гальку ковши экскаваторов. Туда ныряли знакомые уральские самосвалы и через несколько минут вылезали, натужно гудя, унося в кузовах очередные кубометры породы…

Новенький ярко-желтый бульдозер остановился у края котлована, ожидая, когда ему дадут команду на спуск. За рычагами сидел немолодой уже йеменец в традиционном ярком платке на голове. Я нацелился на него объективом фотоаппарата — он улыбнулся и, заглушив мотор, спрыгнул на землю.

— Меня зовут Салех, — сказал он. протягивая измазанную машинным маслом ладонь. — Салех, бульдозерист. Меня учил профессии русский. Фамилию его выговорить трудно. Только имя — Юра! Юра — товарищ! Почти все йеменцы, что работают здесь, учились или сейчас учатся у советских рабочих.

Сооружение плотины на Бане — совместная интернациональная стройка. Начали ее девять советских специалистов — они сами монтировали мастерские, склад, бетономешалку. Помощников тогда еЩе не было. Но через несколько дней, узнав про стройку, потянулись на нее люди из соседних городков и селений. Механизаторов оказалось среди них мало — все больше плотники, каменщики, а многие вообще без профессий. Но и этих, последних, брали на работу, формируя из них учебные бригады.

Советский инструктор по скреперам Самвел Саркисян сажал очередного новичка рядом с собой в кабину, клал его руки на Рычаги: «Ну, дорогой, трогай!» Скрепер, как норовистый конь, кидался с места вскачь.

Молодец! — кричал Самвел, ударяясь головой о крышу каби-ны — Честное слово, молодец! Только зачем торопишься, дорогой? Машина ласку любит…

Через два дня новичок уже сам «катал» скрепер по котловану, а Самвел, стоя в стороне, жестами показывал, где надо зачерпнуть землю, куда переместить ее, и снова кричал:

— Молодец, дорогой, ай какой молодец! Ну, отдохни немножко! И когда новичок скрывался под навесом, Саркисян сам садился за рычаги и перемещал ковш с землей туда, куда было нужно.

— Здесь работает сейчас уже около двухсот йеменцев, и многие вполне прилично освоили строительные профессии, — рассказывает мне начальник участка Виктор Булекбаев. Он сам уже три года работает в Демократическом Йемене, возводил плотину недалеко от Адена. Эта, на реке Бана, — его вторая стройка. Услугами переводчика Виктор не пользуется — сам хорошо говорит по-арабски, справляется даже с местным диалектом. Тридцатичетырехлетнего руководителя стройки — я заметил — здесь уважают. Наверное, потому, что частенько, засучив рукава, он сам берется то за баранку машины, то за гаечные ключи.

— Мы должны уложить 18 тысяч кубометров бетона и всего за 18 месяцев, — заканчивает свое интервью Виктор. — Это более чем сжатые сроки, но темп уже набрали. Через неделю пойдет первый бетон…