Артур Дойль - Затерянный мир; Отравленный пояс; Рассказы о профессоре Челленджере; Туманная земля

«До сих пор считалось общим местом, — пишет «Таймс», — что человечество — это жалкое племя пигмеев перед бесконечными таинственными силами, окружающими нас. От древних пророков и от современных мыслителей доходило до нас это предостережение. Но, как все слишком часто повторяемые истины, оно с течением времени утратило свою убедительность. Чтобы истина получила признание, требуется суровый урок, проверка на собственном опыте. Таким уроком послужило нам то благотворное, хотя и страшное испытание, через которое мы только что прошли. Мы все еще ошеломлены внезапным ударом, и наши души в трепете перед уничижительным сознанием нашей ограниченности и бессилия. Мир тяжелой ценой заплатил за урок. Мы еще не можем судить о постигшем нас бедствии во всей его полноте, но разве мало того, что нам уже известно? Если уничтожены пожаром Нью-Йорк, Орлеан, Брайтон, то разве мы не вправе говорить об одной из величайших трагедий в истории человечества? Когда будет подведен итог катастрофам на железных дорогах и на море, он представит жуткую страницу, хотя из поступающих к нам сведений выясняется, что в большинстве случаев машинисты на поездах и пароходах успели застопорить машины, прежде чем поддались воздействию яда. Однако, как ни огромны человеческие жертвы и материальный ущерб, их подсчет не должен сегодня всецело поглощать нашу мысль. Со временем мы их забудем. Но что никогда не забудется, что и впредь постоянно и по праву будет занимать наше воображение, — это раскрывшиеся перед нами возможности вселенной, крушение нашей самонадеянности, полученное нами доказательство тому, как узка тропа нашего материального существования и какие бездны зияют по обе ее стороны! Чувства наши сегодня проникнуты глубоким смирением. И, может быть, на этой основе человечество, став мудрей и скромней, воздвигнет теперь новый, более достойный храм».

Если мне не изменяет память, мой друг Эдуард Мелоун, журналист из «Газетт», как-то упоминал о профессоре Челленджере — кажется, ему довелось участвовать вместе с ним в каких-то удивительных приключениях. Однако обычно я так поглощен работой и моя фирма настолько завалена заказами, что в голове у меня удерживаются лишь факты, не выходящие за рамки моих профессиональных интересов. Вот и о Челленджере я имел самые смутные представления — помнится, слышал о нем как о гениальном сумасброде, нрава вспыльчивого и необузданного. Поэтому я был крайне удивлен, получив однажды от него деловое письмо следующего содержания:

14-БИС, Энмор-Гарденс,

Кенсингтон.

«Сэр! Мне необходимо воспользоваться услугами специалиста по артезианскому бурению. Не скрою, сам я невысокого мнения о специалистах узкого профиля и предпочитаю людей, обладающих, подобно мне, универсальным интеллектом, — у них более разумный и широкий взгляд на вещи, нежели у тех, кто специализируется в какой-то отдельной области (что, увы является не более чем ремеслом) и потому наделен весьма ограниченным кругозором. Тем не менее я намерен Вас испытать.

Мне довелось просматривать список авторитетных специалистов по артезианскому бурению, и мое внимание привлекло Ваше имя — несколько странное, чуть было не сказал «нелепое»; наведя справки, я выяснил, что мой юный друг, мистер Эдуард Мелоун, знаком с Вами. Ввиду этого имею честь сообщить, что буду рад побеседовать с вами, — я, вероятно, сочту возможным доверить Вам одно весьма важное дело. Большего пока сказать не могу, поскольку дело это сугубо конфиденциальное и обсудить его можно только в приватной беседе. В связи с этим прошу Вас отменить все другие дела и прибыть по вышеуказанному адресу в следующую пятницу в 10.30 утра. Перед дверью имеется скребок для обуви и коврик — миссис Челленджер крайне щепетильна в этом отношении.

Остаюсь, сэр, как всегда,

Джордж Эдуард Челленджер».

Я отдал письмо старшему клерку, и тот от моего имени сообщил профессору, что, мол, мистер Перлисс Джоунс рад принять приглашение. Это было вполне корректное деловое письмо и начиналось оно с обычной фразы: «Ваше письмо от (без даты) получено». Это вызвало новое послание профессора:

«Сэр, — писал он, и почерк его напоминал забор из колючей проволоки, — я вижу, Вы выражаете неудовольствие по поводу того, что мое письмо не датировано. Позвольте обратить Ваше внимание на тот факт, что в качестве некоторой компенсации за чудовищные налоги наше правительство имеет обыкновение ставить маленькую круглую печать, или штамп, на внешней стороне конверта, где и указана дата отправления. Если этот штамп отсутствует или же неразборчив, то Вам следует адресовать свой упрек соответствующей почтовой конторе. А Вас я просил сосредоточиться на вопросах, имеющих непосредственное отношение к делу, ради которого я обратился к Вам, и не заниматься комментариями по поводу формы, в которой написаны мои письма».

Я понял, что имею дело с сумасшедшим, поэтому счел благоразумным, прежде чем браться за дело, навестить моего друга Мелоуна; мы знакомы еще с тех давних пор, когда оба играли в раггер [9] Раггер — разговорное название регби (прим. перев.). за Ричмонд. Я нашел его все тем же весельчаком-ирландцем; его очень позабавила моя первая стычка с Челленджером.

— Это пустяки, старина, — сказал он. — Стоит провести в его обществе хотя бы пять минут — и покажется, что с тебя заживо содрали кожу. Уж по части оскорблений ему равных нет!

— Так почему все это терпят?

— Отнюдь… Если сосчитать все судебные процессы по обвинению в клевете, все скандалы и оскорбления действием полицейского суда…

— Оскорбления действием?!

— Да, бог ты мой, ему ничего не стоит спустить человека с лестницы, если тот хоть в чем-то с ним не согласен. Это типичный неандерталец — в пиджачной паре. Я представляю его себе с дубинкой в одной руке и кремневым топором в другой. Если некоторые рождаются не в свое столетие, то он появился на свет не в свое тысячелетие. Ему бы жить в раннем неолите или около того.

— И при всем при том он профессор!

— В том-то и чудо! Это самый могучий интеллект в Европе, к тому же подкрепленный такой активностью, которая позволяет ему воплотить все замыслы. Коллеги постоянно вставляют ему палки в колеса, поскольку люто ненавидят его, но это все равно, что сотне траулеров пытаться удержать на месте трансатлантический гигант. Он просто не обращает на них внимания и спокойно идет своим курсом.

— Ясно одно, — сказал я. — Я не желаю иметь с ним ничего общего и, пожалуй, отменю встречу.

— Ни в коем случае. Ты должен быть точен до минуты, да-да, именно до минуты, иначе тебе здорово достанется.