Ник Харкуэй - Гномон

Она идет, шаг за шагом, к ярким огням Оксфорд-стрит. Где-то позади Свидетель объясняет остальным: инспектору нужно время, чтобы обдумать дело, всё в порядке.

Ночь холодная. Улицы почти безлюдны, но это изменится ближе к торговой зоне, аляповато расцвеченной в преддверии Рождества. Большие магазины, конечно, закрыты, но еще работают бутики, по крайней мере некоторые, а также кафе и уличные забегаловки, которые обслуживают приезжих из других часовых поясов. Там всегда можно купить британский флаг, если захочется, котелок из искусственного фетра или трусики с изображением бифитера. Там же найдутся дешевые подарочки для детей, если вы вдруг забыли, что завтра — особенный день.

Свидетель взломан, и Нейт даже не представляет, как сильно нарушена его работа. Оливер Смит убит, Лённрот невидим. Диана Хантер была права. Все плохо, неправильно, нужно все исправить.

Хватит Греции разрываться.

Она измотана, в мышцах горит молочная кислота, не только в ногах, но по всему телу, до самых плеч. Стресс и напряжение достигли пика. Но она почему-то чувствует себя легкой.

ОГНЕННЫЙ ХРЕБЕТ.

Послание Лённрота, и, если можно выбрать такое слово, его прорицание.

Смит убит. Свидетель взломан, его работа значительно нарушена и, как следствие, нарушена работа всей Системы, потому что они неразделимы. Если машина перестала быть честным и непредвзятым наблюдателем, Система стала — на это время, в большей или меньшей степени — не идеальным государством, а идеальной тюрьмой, Паноптиконом, где заключенные должны всегда предполагать, что за ними наблюдают, и действовать исключительно в соответствии с волей властей. В большинстве случаев власть может изображать правосудие, но неполное правосудие — это бесконечное ожидание несправедливости. У Системы ровно столько глаз, сколько ей нужно, и Свидетель не смыкает век. Они повсеместны, близки, привычны и совершенны.

Тогда почему она идет, а не бежит? Почему вообще куда-то движется? Если все настолько плохо — мрачно и безнадежно, — почему она вдруг, в этот час, когда небо обрушилось на землю, отправилась за покупками? Ведь именно за покупками она собирается пойти, свернув за угол и оказавшись на крикливой Оксфорд-серкус. Она еще сама не знает, что намеревается купить, но решение пойти по магазинам твердое и нерушимое.

Если Система и правда взломана, надежды нет. Но в ней зреет надежда. Надежда и что-то другое, более стойкое, стальное, — нечто, что никогда прежде ей не было нужно, она и не знала, что в ней это есть. Нечто неуместное для инспектора Свидетеля — непокорность.

Нейт понимает: вот-вот, сейчас — это ее великое дело. Дело, о котором должны молиться все детективы, То Самое. Здесь на чашу весов брошено все, что ей дорого, все можно выиграть или проиграть — и все зависит от ее решений и ума. Впервые она столкнулась с противником, который способен уничтожить не только частный, но и общий, абсолютный смысл работы.

Нейт принимает эту задачу. Даже если она не может выследить Лённрота, если Лённрот невидим, а Смита сожрала невозможная акула; если Свидетель смежил веки, а Диана Хантер смогла выстоять на допросе, — похоже, противники тоже не решаются или не хотят просто уничтожить ее, но они не могут и забыть о ее расследовании, назначить на дело своего сообщника. Значит, они здесь недавно, или их мало, в общем, они каким-то образом связаны по рукам и ногам, стреножены. А если так, их можно победить, выявить и отсечь, тогда Система заработает снова.

Чего хотела Диана Хантер? Чего от Дианы так хотел добиться Смит? Чего теперь хочет Лённрот, и почему Смита постигла столь ужасная смерть? Что такое «Огненный судья»? Кто они, эти люди со своими странными, нездешними заботами? Неужели жизнь показалась им слишком простой задачей?

Что, если Систему невозможно починить?

Что, если возможно, но потом снова будет можно взломать, и так далее, и так далее, и никогда нельзя будет уверенно сказать, живешь ты в раю или в аду? По определению: в аду.

На секунду она останавливается у лотка с орешками в карамели и большой канистрой глинтвейна; дешевое красное вино прежде было кислым, а теперь воняет горячим запахом молотой корицы. В узком зазоре между лотками притаился фургончик с кофе. Нейт касается своего терминала, чтобы запустить расчет, а потом снова идет, куда ноги несут, прихлебывая из стаканчика кофе. Она слишком быстро допивает — нарочно, чтобы последний глоток обжег горло. Нейт уже поняла, зачем пришла сюда.

Нужно купить кукольный домик.

Со спокойствием, которое кажется вечным, но, как правило, оказывается до странности временным, инспектор входит в сумрачно-веселенький трехэтажный торговый центр, первый этаж которого увешан патриотичными флажками. Он расположен всего в пяти минутах ходьбы от ее дома. По выходным она проходит мимо и люто ненавидит витрины: вязаные свитера и ярко-красные сумочки, игривые брелоки с полуодетыми девушками за рулем автобуса. Однажды, когда был нужен именно такой пошлый, строго лондонский подарок для коллеги из Манчестера, Нейт заставила себя войти — и вынесла шоколадные конфеты с изображением Тауэрского моста в пластиковом лотке — и тогда увидела, что на верхнем этаже предлагают чуть более качественные подарки-извинения для обиженных жен и забытых детей. Она пробирается между открытками с физиономией Дика Ван Дайка и серебряными ножами для писем. Девушка в фирменной футболке призывно машет ей рукой и заученно улыбается, а потом запускает пенопластовый самолетик крутиться у себя над головой.

— Два по цене одного! — радостно сообщает девушка, когда Нейт проходит мимо.

Поднявшись по лестнице и проследовав по цветным стрелкам на полу, она оказывается в игрушечном отделе и рассматривает ассортимент. Фиолетовый пластик, розовый пластик и пурпурный пластик соревнуются за высокое звание самого омерзительного цвета, а с полок сверкают преувеличенно огромными глазами куклы. Нейт сразу отбрасывает все домики, которые слишком малы либо не дают полного доступа к внутренней части. Также не подходят современные — со встроенными камерами и подключением к сети. Наконец она подзывает изможденного консультанта и выдает ему список требований к домику, который тот исправно обрабатывает и предлагает ей на выбор два варианта. Простой белый деревянный домик, который бы она с радостью кому-то подарила, если бы у нее были знакомые дети, к сожалению, ровно вдвое дороже чудовищного «Fashion TV Studio Plus!», который тоже может служить столиком для макияжа и время от времени высказывается с грассирующим псевдоитальянским акцентом о том, как важно всегда выглядеть восхитительно.

— Я его возьму, — говорит Нейт и еще покупает светлую бумагу, коробку мягких карандашей и стальной планшетик с рельефным изображением головы Оливера Кромвеля на пике.