Римма Кошурникова - Тропы «Уральского следопыта»

— Виктор Афанасьевич, как клев?

Руководитель полетов был рыбаком.

Хлопнула дверь — за ней, и соседней комнате, была резиденция ДСУ, диспетчерской службы управления, — и Крылов, оборвав рассказ, повернул голову. Да, диспетчер ДСУ шла к нему, и шла, судя по выражению лица, с невеселым делом.

— Виктор Афанасьевич, — отозвала она его от пульта. — Авария, пожар двух двигателей на машине 75410, хабаровский рейс. Москва срочно требует сведения, я установила, что командир четыреста десятой Селезнев, остальные…

— Когда?

— Первый двигатель у них загорелся в двадцать два сорок одна.

«Семь минут… — глянул на часы Крылов и бросился к своему пульту. — Семь минут. Где же списки?»

— Звоните в АТБ [16] Авиационно-техническая база порта — там вам дадут сведения по машине. А по экипажу дам я, как только разыщу командира отряда.

Он нашел наконец нужный телефон, начал набирать номер…

— Это… мой самолет?

Поднял голову — перед ним стоял Виталий Витковский.

— Ты чего оставил пульт?

И вдруг сообразил: штурманом у Селезнева Витковский. «Вот незадача… Это ведь надо угодить!»

22 часа 50 мин.

Салон самолета № 75410

Невьянцев ошибся, решив, что из пассажиров об аварии не подозревает никто. Если бы он задержался взглядом на майоре в форме ВВС, сидевшем в кресле «3-г», он бы сообразил, что этот майор с обожженным лицом, очевидно, пилот, а от летчика такие фокусы, как резкое снижение и изменение шума двигателей, особой загадки не представляют. Но Невьянцев в первом салоне обратил внимание лишь на первый ряд, где был читинский «заяц», который бурно беседовал с соседями.

Майор Камышин проснулся неожиданно и прислушался. Трудно сказать, к чему прислушиваются в полете летчики, очевидно, не столько к шумам, это само собой, сколько к собственным ощущениям. Камышин понял, что самолет падает. Или, во всяком, случае, идет в крутом пике, что для гражданского, да еще такого лайнера вещь явно недопустимая. А потом он наконец расслышал, что из четырех моторов тянут только два, оба на взлетных режимах, и понял, что выключенные двигатели горят. И тут же промелькнуло пережитое…

Камышин проводил взглядам летчика, судя по шевронам на рукаве кителя, — бортрадиста, и осторожно, стараясь не потревожить спавшего у иллюминатора мальчугана, Андрейку, выглянул: на фоне белых залитых лунным светом облаков отчетливо тянулся дымный след. «Значит, горим, потому и выключили движки, — понял он и позавидовал выдержке летчика, который неторопливо, с улыбкой прошествовал по салону, явно демонстрируя своим видом благополучие и покой. — Крепкие парни ведут машину».

Камышин, решив догнать летчика в гардеробе, извинился перед женщиной, занимавшей крайнее кресло у прохода, сделал шаг и остановился:

— Эй, майор! Попроси у проводниц воды! — услышал он сзади себя и оглянулся. Видимо, он выдал себя, а может, этот трепач из Читы только сейчас разглядел его изуродованное ожогами лицо, но только вдруг он поднялся сам и сказал: — Э, да на тебе лица нет, майор. Что с тобой? Плохо? Я сейчас, мигом…

— Сядьте, — резко оборвал его Камышин. — Со мной все в порядке. А для вызова бортпроводниц нажмите кнопку.

Он дотянулся до кнопки над первым рядом и нажал. Кнопка вспыхнула.

— Сядьте, — придавил он рукой читинца к креслу. — Сейчас вам принесут воду.

Потом еще раз извинился перед соседкой и попросил ее пересесть на его кресло — рядом с Андреем. А сам занял ее место. Он знал, что будет дальше, и знал, что его место сейчас здесь, с краю, у прохода к выходной двери.

22 часа 53 мин.

Москва, Центральная Диспетчерская Аэрофлота

Через пять минут, в 22.53, Владимир Павлович был почти готов к докладу министру: машина — вариант «Б», выпуска 59-го года, навигационная аппаратура не менялась, значит, ни о какой посадке на необорудованные аэродромы нечего и думать. Экипаж — средний, только штурман первого класса. Это все сообщила свердловский диспетчер — оперативно сработала, ничего не скажешь. Козырев «выколотил» остальные данные из Иркутского ДСУ: самолет взял 90 пассажиров… Топливо полностью — семнадцать тонн.

Владимир Павлович уже потянулся к телефону «Министр ГА», как загремел городской — его номер знают ограниченное число лиц, главным образом конструкторы и «маповцы» [17] От МАП — Министерство авиационной промышленности. .

— ЦДС, первый.

Звонил главный конструктор по силовым установкам самолета Ил-18. Представился, назвал фамилию, сказал, что звонит по поручению генерального. Говорил он обстоятельно, неторопливо, словно вел у себя в КБ совещание.

Г л а в н ы й: Чем мы можем быть полезными?

П а в л о в: Мы не можем посадить самолет — все полосы до Урала закрыты.

Г л а в н ы й: Понятно. Вы хотите от нас гарантий, что машина продержатся в воздухе…

П а в л о в: Сколько?

Г л а в н ы й: Теоретически — сколько хватит топлива. По программе испытаний…

П а в л о в: На двух летали?

Г л а в н ы й: Разумеется. Испытатели, конечно.

П а в л о в: Секунду!

Оторвался от трубки, повернулся к старшему диспетчеру:

— Срочно разыщите шеф-пилота Ил-18. Телефоны и прочее — здесь! — перебросил он папку с телефонами старшему. — Подключите его к моему селектору.

И — в микрофон телефона:

— Да!

Г л а в н ы й: Вы говорите, что надо тянуть до Урала? А по времени это сколько?

П а в л о в: Два часа сорок шесть минут.

Г л а в н ы й: Многовато…

П а в л о в: То есть гарантий на такой полет вы дать не можете?

Г л а в н ы й: Ну, как сказать… Вы знаете, что надежность самолета определяется не только числом работающих двигателей…

На селекторе вспыхнула лампочка.

П а в л о в: Одну секунду! Трубку не кладите.

Нажал на светящийся клавиш, клавиш выскочил, нажал с раздражением и сильнее.

П а в л о в: Летчик-испытатель Ил-18?

Л е т ч и к: Так точно.

П а в л о в: Вы летали без двух?

Л е т ч и к: Так точно, согласно программе…

П а в л о в: Сколько времени?

Л е т ч и к: Боюсь положиться на память… Минут тридцать будет.

П а в л о в: С людьми?

Л е т ч и к: Простите, не понял…

П а в л о в: Я спрашиваю, с какой загрузкой?

Л е т ч и к: Полная. Мешки во всех креслах.

П а в л о в: Три часа самолет на двух продержится?

Л е т ч и к: Три?

П а в л о в: Не тяните время — самолет терпит бедствие. Отвечайте коротко и ясно!

Л е т ч и к: Извините, не знал. Дать гарантии трудно.

П а в л о в: Ясно. Не кладите трубку. — И в микрофон городского телефона: — Так продержится самолет в воздухе три часа или нет?

Г л а в н ы й: Я должен знать обстоятельства аварии. Что пострадало, как вообще все произошло…

П а в л о в: То есть вы хотите получить информацию от командира корабля?

Г л а в н ы й: Да, желательно из первых рук.