Йен Макдональд - Дорога запустения [= Дорога отчаяния] [litres]

«Вот змееныш, – подумал шарогон, – гибкий и элегатный. Ничего, уж я-то тебя побью».

И он играл в полную силу, плетя паутину мастерства из таких кружев, что жертва не могла не попасться, однако тонкий мальчишка с ввалившимися глазами, видимо, черпал силу из тьмы: каждый следующий удар он выполнял с тем же старательным спокойствием, той же собранностью, что и предыдущий. Он играл убийственно ровно, чем подточил Матч-Бола О’Рурка почище шлифовального круга. Старый шарогон продержался пять фреймов. К концу пятого он был выжат как тряпка, а пацан играл бодро и аккуратно, будто все еще шла первая серия. В немом восхищении мастерством парня Матч-Бол О’Рурк отступил от стола; когда мальчик, загнав черный шар, победил со счетом три-два, профессионал поздравил его первым.

– Сынок, ты талант. Талантище. Такому сопернику, как ты, и сотню долларов продуть не жалко. Наблюдать за таким матчем – счастье. Но позволь оказать услугу. Я предскажу тебе будущее.

– Вы предсказываете будущее?

– По столам и шарам. Ты такого еще не видывал? – Матч-Бол О’Рурк вынул из сумки широкий рулон черного сукна и набросил его на стол. Сукно было поделено на секторы, на каждом – свой мистический символ и название золотыми буквами: «Развидение Себя», «Перемены и переменность», «Бескрайнее», «За ним», «Перед ним», «Вдали от него». Матч-Бол О’Рурк выложил треугольник разноцветных шаров и поместил биток на золотую точку, помеченную словом «Грядущее».

– Правила простые. Достаточно разбить битком этот треугольник. Тебе решать, с какой стороны, с каким винтом, под каким углом, на какой скорости, с какой обводкой, с какой оттяжкой, но только по тому, как шары разойдутся, я предскажу твое будущее. – Худенький мальчик взял кий и вытер его тряпицей. – Только один совет. Ты играешь рационально; в уме наверняка уже рассчитал, куда какой шар пойдет. Но так у нас ничего не получится. Тебе нужно переключиться – пусть решает сердце.

Мальчик кивнул. Обвел глазами кий. От внезапного треска темной энергии все содрогнулись, и биток взорвал набор цветных шаров. Секунду-другую на столе наблюдался квантовый кошмар рикошетящих сфер. И вновь настала тишина. Матч-Бол О’Рурк в сомнении обошел стол.

– Любопытненько. Первый раз в жизни такое вижу. Гляди сюда. Мандариновый шар, дальняя дорога, застыл в Золотой Сокровищнице рядом с шаром Багрового Сердца, который лежит аккурат между Сокровищницей и Божьей Обителью. Ты отсюда уедешь, очень скоро, если судить по шару Мимолетности; еще – кто-то тебя полюбит, ты найдешь ее в месте славы и денег, но без того и другого. А вот приятная часть. Видишь, это бирюзовый шар Амбиций; он остановился у борта Раздора рядом с серым шаром Тьмы. Я бы трактовал это так, что тебе доведется вступить в конфликт с мощной темной силой – вероятно, даже с самим Уничтожителем.

Ни с того ни с сего в трактире «Вифлеем-Арес Ж/Д» стало холодно. Лимааль Манделья улыбнулся и спросил:

– Победа будет за мной?

– Твой шар у борта. Победа будет за тобой. Но, гляди, белый шар, шар Любви, так и не сдвинулся с исходной точки. И шар Ответов, лаймового цвета, остался в Великом Круге, в то время как пурпурные Вопросы докатились до Перемен и Переменности. Ты уедешь, чтобы получить ответы на свои вопросы, но найдешь их, только вернувшись домой, туда, где живет твое сердце.

– Мое сердце? Живет здесь? – Лимааль Манделья зашелся смехом – безобразным, слишком взрослым для парня девяти лет.

– Так говорят шары.

– А что, старик, говорят ли шары, когда Лимааль Манделья должен умереть?

– Посмотри на черный шар Смерти. Видишь – он встал рядом с Надеждой на одной линии со Словом и Тьмой. Твоя главная битва пройдет там, где твое сердце, и, проиграв ее, ты потеряешь все.

Лимааль Манделья рассмеялся снова. Положил ладонь на сердце.

– Мое сердце, старик, в моей груди. Больше нигде моего сердца нет. Только во мне.

– Это ты верно говоришь.

Лимааль Манделья ткнул черный шар Смерти пальцем.

– Что ж, мы все умрем, и никто не сможет выбрать ни время смерти, ни место, ни способ. Спасибо, м-р О’Рурк, за предсказание, но я хочу создавать свое будущее сам, без этих шаров. Снукер – игра для рационалов, а не мистиков. Как по-вашему, не слишком глубокая мысль для девяти лет? Вы хорошо сыграли, просто отлично. Вот только девятилетнему мальчику пора в кроватку.

Он ушел, а Матч-Бол О’Рурк собрал свои волшебные шары и свернул предсказательное сукно.

После той ночи Лимааль Манделья проникся собственным величием. И хотя рациональное мышление твердило ему, что щедрые посулы снукерного оракула всерьез принимать не стоит, сердце Лимааля Мандельи уже видело его имя написанным в звездах, крупными буквами, и он стал играть не только на любовь и деньги, но и на власть. Его величие крепчало всякий раз, когда он расправлялся с заезжим геологом, геофизиком, ботаником, фитопатологом, грунтоведом или метеорологом. Деньги на кону значения не имели, на них Лимааль Манделья угощал всех в баре выпивкой. Его имя передавалось из уст в уста вместе с легендой о мальчике с Дороги Запустения, которого никто не мог победить, пока он оставался в родном городке. От охотников за головами, желавших развенчать миф, не было отбоя; их поражения легенду лишь цементировали. Как падающие планеты из детских кошмаров Лимааля Мандельи, катящиеся шары крушили всех его противников.

Однажды ранним утром своего десятого дня рождения, дня возмужания, когда очередная победа на сукне накрылась скатертью и перевернутые стулья вознеслись на столы, Лимааль Манделья пришел к Персее Голодраниной.

– Я хочу чего-то еще, – сказал он, а она мыла стаканы. – Где-то должно быть что-то еще, где-то далеко отсюда, там, где огни, и свет, и громкая музыка, и мир не закрывается в три ноль три ночи. Я хочу туда. Боже, я хочу туда больше всего на свете. Хочу увидеть тот мир, хочу показать ему, каков я есть. Где-то сидят люди, где-то там, наверху, эти люди бьют по планетам, как кий по шарам, я хочу с ними сразиться, хочу померяться с ними силой, хочу сбежать отсюда.

Персея Голодранина отставила стакан и долго смотрела в утро. Она вспоминала, каково это – попасться в ловушку в маленьком, сбивающем с толку месте.

– Знаю. Знаю. Но послушай меня, один раз послушай. Сегодня ты – мужчина и хозяин своей судьбы. Ты решаешь, какой ей быть, куда ей тебя вести. Лимааль, мир будет любой формы, какой ты только захочешь.

– Ты говоришь, мне пора?

– Пора. Уходи прежде, чем передумаешь, прежде, чем струсишь. Господи, как жаль, что я не могу пойти с тобой – мне не хватит ни смелости, ни свободы.

В глазах барменши стояли слезы.

Тем утром Лимааль Манделья сложил в маленький рюкзак одежду, спрятал восемьсот скопленных долларов в ботинок и сунул два кия в особый чехол. Написал записку родителям и прокрался в их комнату, чтобы оставить записку у кровати. Он не просил их его простить – только понять. Он увидел подарки, которые мать и отец приготовили к его дню рождения, и запнулся. Сделал глубокий, спокойный вдох – и ушел навсегда. На легком морозе под сверкающими звездами дождался ночного почтового до Белладонны. К заре он был за полконтинента от дома.